Ходоки во времени. Многоликое время. Книга 3
Шрифт:
Колобок бежал и оглядывался. В руках у него был зажат автомат. Его напарника Иван не знал, но в отблесках мигающего освещения лишь отметил: у него – усы.
Они бежали к стене, обводящей гаражи. Колобок в очередной раз оглянулся и увидел преследующего их Ивана. Навряд ли он узнал его. Не целясь, пальнул. Пуля прошла далеко от Ивана, но вызвала в нём воспоминание: он лежит, затаясь за хлипким прикрытием, а над головой и рядом щёлканье и посвист…
Автомат Колобка был поставлен на одиночные выстрелы. Дал бы очередь, то для Ивана всё могло закончиться хуже. Он прижался к стене, сливаясь с нею. Колобок побежал боком, оглядывая тылы, но никого не увидел, что-то прокричал обогнавшему его напарнику.
У огораживающей стены были поставлены бетонные блоки, встав на которые, убийцы Кешки, а Иван уже был в том уверен, перемахнули на ту сторону забора. Пока Иван добежал и выглянул наружу, Колобок с усатым подельщиком уже садились в поджидавшую их машину.
Да, они предусмотрели всё, кроме того, что Иван невесть как оказался невдалеке и узнал одного из них, и то, что, не кстати для убийц, появился свет и высветил номер машины.
Иван проводил взглядом красные огоньки, пляшущие от неровности просёлочной дороги. Задумался, размышляя.
Значит, Кешка чем-то помешал Колобку. Но Колобок всегда был на подхвате у Алима.
Но тогда кто руководил Колобком? Сам он шагу не ступит без подсказки со стороны. Так было всегда.
Возможно, Алим знал, но зачем-то решил втравить его в это дело. Но они ведь с ним не общались, а Колобка он не видел уже… сколько же? Пожалуй, со времен окончания института. И в этом промежутке времени, Иван вновь вернулся к прежней мысли, всё могло произойти: Амин и Колобок уже не друзья, а враги; Кешка стал иным. Времена наступили жестокие, каждый сейчас выживает, как знает. Все подались в предприниматели, наступают друг другу на пятки, оттирают плечом, не помогает – рукоприкладством, а радикально – пулю в лоб, чтобы не мешал, не заступал дорогу кому бы то ни было: лучшему другу, ближнему родственнику, тем более, – чужому.
Мог ли знать Алим?
И почему позвонил ему?
И ещё… Ведь вчера в этом именно промежутке он был в другом месте и во времени и в пространстве. То есть, как он мог очутиться сразу в двух точках зоха?..
Встревоженный Сарый встречал его молчаливым укором. Иван, не раздеваясь, тут же позвонил Алиму.
– Алим?
– Нас прервали… – для Алима деват Ивана длился секунды. – Что ты имеешь в виду, что проверишь? Мы тут…
– Кешку убил Колобок! – резко сказал Иван, и не удержался: – Твой дружок.
– Какой он мне дружок? – закричал Алим. – Эта падла… Но как? Как ты узнал?.. Мы тут…
– Так и узнал. С ним был кто-то. Я его не знаю. У него усы…
– А-а! И эта падла!
– Они уехали на машине, – Иван назвал номер. – Всё! Меня нет! И не будет!
Он кричал так же, как Алим. Ярость душила его. Бросил трубку мимо аппарата, рванул шнур телефона, оторвав его вместе розеткой.
Обернулся, увидел Сарыя.
– Учитель, налей водки… Стакан!
Краешек чужого мира
Утром следующего дня, часу в десятом, начали собираться члены отобранной Иваном команды.
Сарый с неудовольствием встречал появление каждого ходока.
– Скоро здесь будет ни вздохнуть, ни протолкнуться, – наконец пробормотал он и стал на дорогу времени.
Иван, хмуря брови и напуская на себя груз озабоченности, поминутно вспоминая вчерашнее, придирчиво, словно как когда-то у новобранцев, проверял снаряжение, как если бы ходоки впервые пускались в просторы поля ходьбы.
– Как зачем? – возмущённо воскликнула Шилема, когда он решил избавить её рюкзак от увесистой коробки с какими-то баночками. – Женщина я или нет?
Заданный Ивану вопрос так не вязался с её обликом.
Коротко стриженые волосы, черты лица, грубые штаны, заправленные в видавшие виды сапоги с раструбом, и точно такая же видавшая виды куртка мало делали её похожей на женщину.
Так что, она сказала, и тут же поплатилась за это, вызвав град усмешек со стороны мужчин. И если Иван отступил, неопределённо высказавшись:
– Да уж…
То остальные замечания были куда хлещи.
– Кто бы мог подумать? – делано удивился Арно, ворочая глазами и приоткрыв рот.
Серьёзный Жулдас на заявление Шилемы обеспокоено покачал головой – что это она задумала?
– О, женщина! О радость нашей жизни! – встал в позу декламатора Хиркус, запнулся и невпопад добавил: – О, Офелия! О!.. Ну, да… О, нимфа! – Потом скороговоркой повторил: – О, Офелия, о, нимфа…
Дон Севильяк громыхнул своим бесподобным смехом.
Шилема не осталась в долгу, а замечания пропустила, казалась, мимо ушей.
– Что вы понимаете? Вы? Даже побриться забыли! И с ногами волосатыми ходите!
Реплика вызвала неподдельный смех мужчин.
– Молодец, женщина! – похвалил Хиркус.
– Перестаньте! – с досадой сказал Иван. – То, что ты женщина, мы помним, – добавил он, обращаясь к Шилеме, всё ещё исподлобья сердито поглядывающей на мужчин.
– Плохо помните, – огрызнулась она, но мгновением позже изобразила лучезарную улыбку. – Да и не нужно мне всё это. Я как все!
– Вот и хорошо. Тогда…
Иван давал последние важные, как ему казалось, наставления, а на самом деле уже неоднократно повторённые и ничего незначащие. И это было оттого, что он всё больше понимал – пройдёт всего ничего времени и выяснится несостоятельность всех его слов. Мало того, появиться то, что именно сейчас надо было бы обсуждать, но никому о том говорить не приходит в голову.
Но, возможно, всё было проще. Они оттягивали время.
И тут в квартире реализовался Щенек, крайне взволнованный, и в растерзанной, как после драки, одежде.
– Хорошо, что застал! Симон в опасности!.. КЕРГИШЕТ, нужна помощь! Надо всем! Срочно!.. Всё скажу по дороге! За мной!
По словам Щенека всё произошло непредсказуемо и, естественно, неожиданно.
Они, группа из пяти ходоков во главе с Симоном, совершала «рутинную» проверку пространственно-временной окрестности, где чаще всего появляются тарсены. В реальном мире недалеко от будущей Тулузы наступала весна 147 года нашей эры.