Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4
Шрифт:
«Чёрт, чёрт, чёрт!» – как заклинание чертыхался Иван.
На кой чёрт он тогда бросился на территорию гаражей? Ведь говорили и постоянно повторяют Учители не лезть в дела недавнего времени: отрыжкой аукнется. А он пренебрёг их советом, побежал посмотреть, захотел узнать, поймать, обличить…
Узнал и обличил, и что?
– Чёрт!
Весь облик Сарыя обвинял, укорял, но и сочувствовал. Однако он молчал. Джордан, не зная подоплёки, тоже отмалчивался.
– Учитель! – не выдержал Иван игры в молчанку, пока Сарый потчевал его и Джордана обильным не то поздним обедом, не то ранним ужином, если брать во внимание реальное время настоящего. – Знаю, что я не прав. Но я ещё учусь.
– То-то и оно, – проскрипел Сарый. – Учишься. Да. Но не у нас, а на своих ошибках, забывая, что мы тебе говорим.
– Как ни учись…
– Но подсказки надо уважать! – повысил голос Сарый. – Они же, твои дружки, того и гляди, сюда заявятся. Я не говорю о друзьях. Сам понимаешь, что ты уже отошёл от них. Как это не прискорбно. Мы все прошли через это… А именно дружки. Нужны они сейчас тебе? Здесь? О чём с ними говорить будешь?.. То-то и оно!.. Ты – ходок во времени! А что вокруг твоего бытия в современном мире тебе уже неведомо. А там сейчас кутерьма, каждый день – новое. Раздрай и усобица между людьми в твоей стране. Оттого и стреляют друг в друга. Каждый хочет стать выше над другим. У тебя Время в голове и заботы в нём, а у них – деньги, и заботы о них.
– Всё так, Учитель… Но взялся за гуж, так что надо тянуть… Но на будущее учту.
– То-то и оно! Учти, Ваня… Теперь уж что? Погрыз бы локоть, да не достать?.. И…поберегись, Ваня. Ведь ты вначале голову суёшь, а уж потом оглядываешься. – Заметив скользнувшую улыбку на лице Ивана, Сарый сурово добавил: – Не смешно, Ваня! Не смешно всё это!
– Ладно, Учитель. Ты меня наставил на путь истины, а я постараюсь с него не свернуть.
– Так куда же мы с тобой идём? – задал вопрос Джордан. – Там что, опасно?
– Никуда ты с ним не идёшь! – резко сказал Сарый.
– Не распоряжайся! Тебе-то что?
– Учитель сказал то, что хотел сказать я. Там тебе нечего делать. Это мои личные заморочки.
– Иди вон, посмотри, что по телевизору показывают, – посоветовал фиманцу Сарый.
– Что там смотреть? Одна говорильня.
– То-то. Похоже, как ты в Фимане речи свои держал. А?
– Я говорил о деле. А тут… «Поднимем благосостояние людей»… И так каждый день одно и тоже.
– Пошли на кухню. Пусть Ваня собирается.
Мысли свои, разглагольствования Учителя, опаска Джордана помимо воли настораживали Ивана. Он пытался беззаботно напевать несуществующие песни, перекладывая с одной мелодии на другую, занять себя одеванием в цивильный костюм, но нет-нет, а по сердцу, словно что-то царапало от предчувствия чего-то мерзкого. Может быть, виной тому были неожиданные воспоминания расплывшейся рожи Колобка, рассказывающего сальные анекдоты. Глаза – щёлки, похотливая улыбочка…
В половине десятого он стал на дорогу времени и реализовался на пяточке лестничной площадки второго этажа перед дверью квартиры Алима. Пахло тленом. Истоптанные ступени вели вверх и вниз. Ещё в первый раз, будучи здесь, ему показалось причудой жильцов выставлять на ступенях к стене оригинальные бутылки, горшочки, вазы. Некоторые из них, по всему, имели солидный возраст пребывания на необычном месте.
Прежде чем позвонить, Иван прислушался. Старый дом хранил молчание. Сумеречный свет белой ночи проникал сюда через давно немытое окно с решёткой. Через окно можно было рассмотреть двух парней, явно кого-то поджидавших.
Дверь долго не открывали, хотя кто-то явно подсматривал в глазок.
– Ты? – удивлённым вопросом встретил его Алим, стараясь посмотреть, что или кто находится за спиной у Ивана.
– Я могу уйти! – вспыхнул Иван, не ожидавший такого приёма; будто он сам напросился.
– Что ты, что ты, сержант! Заходи! – заулыбался Алим.
Алим попятился. Здесь были двойные – одна за другой – двустворчатые двери, но открывалась одна створка, создавая узкий прохода, только-только пройти одному человеку. От дверей такой же узкий коридор, созданный громадным шкафом, нелепо поставленным у самого входа в комнаты. Так что Алиму приходилось пятиться долго. Иван – в шаге за ним.
Алим пятился, улыбка не сходила с его красивого лица, губы шевелились, словно что-то говорил, но беззвучно.
А потом он вдруг исчез, как внезапно откинутая в сторону штора, а за ней…
Иван, возможно, нутром чувствовал и даже неосознанно уже обыгрывал эту сцену, так как для него не стало неожиданностью увидеть перед собой Колобка, вольготно раскинувшимся в кресле. Оно явно было поставлено так, чтобы Иван мог сразу предстать перед ним, Колобком и стволом пистолета в его руке, направленного Ивану в грудь.
Колобок хотел, что явно было написано на его круглом лице, покуражиться, но оказался вместе с креслом во временном мешке, осознал перемену и стал стрелять.
Стены комнаты отражали хлёсткие звуки выстрелов, рука Колобка дёргалась от отдачи, но пули летели в божий свет где-то за тридевять земель от Ленинграда.
Уже после второго выстрела у Колобка полезли глаза из орбит от ужаса – он стреляет в упор, а Иван стоит перед ним невредимым. Колобок стал кричать. Всё громче, перейдя, расстреляв всю обойму, на нечеловеческий рык.
– Ты этого хотел сам… – У Ивана перехватывало горло. – Тебе не место… Ты поднял руку на своих… И кто знает, сколько ты уже… Больше не будешь!..
Колобок оказался в снежных горах Гималаев…
Иван не забыл и об Алиме. Тот, видя невероятное, в мистическом ужасе побежал к дверям, но Иван дёрнул его к себе, развернул. Окованный временем, Алим как марионетка подчинился Ивану.
– А теперь ты… Ты нарушил нашу клятву, которую придумал сам. То были твои слова о святом братстве…
Но Алим, не слышал его. Он хватал открытым ртом воздух и давился им. Глаза его остекленели.
Иван отослал его в тайгу за Уралом. Выйдет к людям – пусть живёт. Не выйдет – его проблемы…