Ходоки во времени. Время во все времена. Книга 4
Шрифт:
Но уже почувствовал какую-то неловкость от поспешной переброски дона Севильяка. Как наказал. Тот как всегда высказался обиняком, а он тут же отправил его в другую реальность.
– Да, он просил… – монотонно подтвердил Симон. – Манелла, тебе пора заняться временницами… Иди, дорогая. У меня с Ваней есть о чём поговорить.
– Ну, что ж, мужчины. Я покидаю вас, – Манелла сделала рукой прощальный жест и стала на дорогу времени.
– Этих, Ваня, – Симон кивнул в сторону стены, за которой укрылись Сарый и Джордан, – отошли тоже куда-нибудь.
– Они нам не помешают. Я их изолировал на некоторое время. Что-то случилось, Симон?
– Как сказать… Понимаешь, твоя способность повелевать… Плохое слово. Скажем так, входить во время, сбивает меня с толку. Дон Севильяк вот пожелал и получил. Этих – изолировал… Манеллу едва не довёл… Ладно. Я привык к последовательности. Не во времени, нет. А к последовательности своих действий. Да и тех, кто появляется в поле ходьбы. У них тоже последовательность. А теперь я каждый раз думаю, как бы мог в той или иной ситуации поступить ты…
– Но, Симон, так получилось…
– Я к тому, что… Ладно, о деле. В Париже вновь появились «купцы». На этот раз, как говорит Штенек, стали куда-то пропадать носильщики их покупок. Якобы одному из них удалось бежать. Некто Жарен. Прозвище, наверное. Теперь он везде рассказывает всякие небылицы, как будто произошедшие с ним. «Купцам» нужны носильщики, они пытаются их нанять. Но те, до кого дошёл рассказ сбежавшего, устраивают с ними стычки.
– Хм… Любопытно.
– Не только… Трудно, конечно, судить, но, по всему, эти «купцы» не из мира Ар-Тахиса.
– Мне уже думалось о том. Так же как и мир тарзи, что напали на нас. Он ведь совершенно иной.
– Да, Ваня. – Симон задумался. – Есть во всех этих мирах какая-то невязка… Но это, может быть, на наш взгляд. А там царит гармония.
Иван опять хмыкнул, вспомнив безжизненный пейзаж, в который их загнали тарзи.
– Я когда-то читал о бесконечности параллельных миров. Серьёзная статья, а не фантастика. Мне тогда было интересно. Дух захватывало: а вдруг и вправду есть параллельные миры и, самое главное, какие-то окна между ними, через которые можно общаться!.. Но, Симон, узнал, что они есть… И вот что я сейчас думаю. Не лучше ли знать только свой мир, а в сопредельные не соваться. Там свои заморочки. Нам бы со своими разобраться.
– Всё так, Ваня. Но наши, как ты выразился, заморочки, порой возникают и от вмешательства со стороны этих миров – «купцов», тарзи, тарсенов… Того же Ар-Тахиса.
Симон упоминал пришельцев извне монотонным, ничего как будто не выражающим голосом, но его слегка приподнятые белёсые брови, да и вся мимика лица вопрошали Ивана ответить, и не только ответить, но и наметить какое-то действие.
А у Ивана заныло под ложечкой. Это же эффект «сферы Гюйгенса», так называл его в институте философ – милейший, всегда улыбающийся Владилен Николаевич: чем больше знаешь или умеешь, тем эта сфера больше, и точек соприкосновения у неё становиться неизмеримо больше с тем, чего ты не знаешь и чего не умеешь делать. Вот почему когда-то один из философов воскликнул: «Я знаю, что ничего не знаю!».
Так и он сейчас. Чем больше познаёт Время, тем больше неведомого, непонятного…
Как хорошо быть прорабом или простым ходоком во времени…
– Но, Симон, нельзя же объять необъятное.
– Ты, Ваня, хорошо сказал, – глаза Симона блеснули.
– Это не я сказал, а Козьма Прутков. Вернее авторы, которые его придумали и наградили даром высказываться подобным образом.
– Не важно. Но, Ваня, это метафора, образность. Бесконечность и необъятность. Но мы говорим с тобой о конкретном соприкосновении миров и о вторжении в наш мир из сопредельного.
– Вот как! Даже вторжения?
– Именно, Ваня. Не знаю, что ты видишь, когда перед тобой разворачивается или появляется пространственно-временная «карта», как ты говоришь, но в районе современной Франции в промежутке нескольких веков примерно до середины семнадцатого века назревали какие-то аномалии для ходоков. Впрочем, мы тебе о том уже упоминали… Такое впечатление, что появление «купцов» предшествует кульминацией каких-то событий. Словно на этот период зоха стали претендовать все, кто имеет выход в наш мир. Ты же сам уже там побывал в передрягах…
– Симон, вы никогда не выступали на сцене в роли трагика? – неожиданно спросил Иван, уж очень Учитель нагнетал обстановку четырёхсотлетней давности.
– Выступал, – не удивился вопросу Симон. – Скоморохом тоже. Показывал акробатические этюды.
– Вы? Акробат?
– Было, – рассеянно подтвердил Симон и замолчал, медленно и плавно потирая колени, лицо его превратилось в маску.
– Вы хотите, – не выдержал молчания Иван, – чтобы я… посмотрел… побывал там?
Симон кивнул.
– Со мной, конечно, – сказал настойчиво. – И вначале к Штенеку. Он там должен установить связь с этим Жареном, поспрашивать, что тот видел на самом деле.
– Ну, что ж, – вздохнул Иван.
…Они тут же очутились в полутёмной каморке, занимаемой Штенеком. Хозяина на месте не оказалось.
– Фу! – выдохнул Иван застоялый воздух. – Может быть, пройдёмся по воздуху?
– Ты одет для этого времени, да и вообще, слишком легкомысленно.
– Да уж, – согласился Иван, шевеля пальцами босых ног. – Да и грязь тут везде несусветная. Я тогда, пожалуй, загляну в этот склад…сарай. Подвигаюсь там во времени. Не сидеть же здесь…
– Сейчас будет Штенек. Мы договорились.
– Пока он…
– Он идёт.
Штенек не вошёл, вбежал, помятый и испуганный.
– О-о! КЕРГИШЕТ!.. Они его поймали! Жарена поймали! Хотели и меня!
– Кто поймал? Где? – вскочил Иван, готовый броситься на помощь Жарену и вернуть его в наш мир.
– Святая инквизиция.
– Кто-о? – опешил Иван.
Он ожидал всего, но не этого. Всё-таки инквизиция для него существовала где-то там, на страницах исторических книг в давно прошедшем времени. Мрачное средневековье…