Холод
Шрифт:
И, конечно же, легкий медицинский запах присутствовал и здесь, не смотря на кондиционер, установленный под самым потолком… С первых же мгновений Геля не сомневалась в том, что находится в больничной палате. Даже назначения большей части приборов, стоявших вокруг нее, были ей знакомы, хотя ей по работе никогда не приходилось сталкиваться и с десятой их частью.
Провода от приборов тянулись к ее кровати. К ней… И пошевелил сначала правой рукой, а потом ногой, Геля поняла, что вся, с ног до головы, облеплена различными датчиками.
Но почему она здесь? Почему в больнице?
Одного взгляда, брошенного на левую руку, кисти которой Геля совершенно не чувствовала, было достаточно для того, чтобы восстановить в памяти образ оскаленных клыков громадного хищного зверя. И тогда, вместе с воспоминаниями, пришла боль…
Глея не застонала — тихонько и совсем по-детски заскулила, словно маленький ребенок, который поранился, забравшись туда, куда запрещала мама. Как ребенок, который в ужас смотрит на кровоточащую коленку, но с еще большим ужасом ждет того, что ему попадет от мамы… Вот только у Гели не было ободрано колено. У нее была откусана рука, и она отчетливо помнила, кем и при каких обстоятельствах.
Трое врачей вбежали в палату и остановились возле нее, не решаясь сказать что-либо, или сделать. Геля тоже молчала, глядя на вошедших широко раскрытыми глазами. За свою жизнь, большая часть которой прошла в поликлиниках (пусть и стоматологических, но все же…) или в мединституте, она порядком насмотрелась на врачей различных профилей и характеров. Бывали среди них и серьезные, если не сказать суровые, проктологи, обижавшихся при малейших попытках иронизировать над их специальностью, бывали и веселые, добродушные хирурги, способные рассказывать анекдот во время тяжелейшей операции на сердце, и смеяться, не боясь, что дрогнет рука с зажатым в ней скальпелем. Но таких докторов она видела впервые…
Было в них что-то особенное и непривычное. Быть может, более цепкий взгляд, выхватывающий не только то, что должно интересовать этого человека в силу выбранной им профессии — как то бледность лица, величина зрачков, тремор рук и т. д., но еще и как будто пытающийся заглянуть в твою душу. Понять, что ты прячешь в ней, и не может ли ЭТО представлять опасность? Походка — более твердая, торопливая, чеканная. Осанка — прямая, почти как полет стрелы.
И голос, тот самый «голос», существовавший, оказывается, не только в ее выдуманном мире, тут же предупредил: «Это не только доктора… Они умеют не только спасать жизни, но и отнимать их!»
— Где я? — спросила, наконец, Геля, не столько, чтобы получить ответ на этот вопрос (в глубине души она боялась, что ей не ответят), сколько чтобы прервать затянувшееся молчание.
— Вы в больнице. Все в порядке…
— В какой именно?
— В центральной больнице СО РАН. [2]
Геля присвистнула, на секунду забыв даже о боли в руке, которая, впрочем, теперь не казалась ей не такой уж сильной. Скорее всего ее накачали обезболивающим, и о том, что будет после того, как пройдет его действие, ей не хотелось думать.
2
Центральная больница Сибирского Отделения Российской Академии Наук. Как явствует из названия это заведение занимается отнюдь не тем, что лечит пострадавших в различных авариях или потасовках. Это научное учреждение…
— Она оказалась ближе всех, или я — настолько важный гость?
— И то и другое, — не моргнув глазом ответил один из врачей, но «голос» тут же вынес короткий вердикт: «Врет!», — Если вы помните, был сильный буран. Вам вообще повезло, что вас нашли… Вы были в тяжелом состоянии, и бригада «скорой» боялась, что не довезет вас живой. Вот вас и привезли сюда… А потом, когда выяснили, что именно произошло…
Цепкий взгляд доктора, которого «голос» окрестил «доктор-убийца», вновь скользнул по Геле, пытаясь пробраться ей в душу. Врач не может быть обладателем таких глаз…
Еще одна нестыковка… Всем троим было не более сорока лет. Не молоды, но и не стары. А Геля по собственному опыту знала, что в больницах, тем более таких, работают одни лишь старики и молодежь. Старики — это те, кто остался от Советской системы, когда быть ученым-медиком еще было престижно. А молодежь — те, кто косит от армии, поэтому после 27 лет начинает искать работу с большим окладом. Конечно, исключения бывают, и вполне возможно что она могла видеть перед собой одновременно ТРИ таких исключения, но все же внутренняя сигнализация усиленно подавала сигнал тревоги.
— Кстати, — добавил, вдруг, ведущий с ней беседу (допрашивающий ее?) «доктор», — Вы помните, что именно произошло.
— Помню! При чем отлично помню! Мы были втроем на станции. Я, молодой человек…
Женя… Его звали Женя… Монстр выпустил ему кишки, одним укусом разорвав живот. Выпотрошил, словно… словно рыбу!
— … И женщина… Кассирша.
Она звонила кому-то! Не в скорую, нет. Кому-то еще… Таким, вот, «докторам-убийцам». А потом… Потом она падала с рваной раной во весь живот, и ее внутренности пачкали штору красным…Падала, увлекая с собой гардину… А монстр даже не оглянулся… Словно знал, КАК падают гардины. Словно видел это, и видел не раз…
— … Что сталось с ними?
Доктора переглянулись, а затем старший, тот, что говорил с ней, кивнул остальным. «Все нормально», — было в этом кивке, — «Беру все на себя»…
— Они умерли. Оба… Когда мы приехали, было уже поздно. В живых остались только вы. На вас напало какое-то существо?
— Существо? — переспросила Геля, чувствуя, как боль в руке набирает силу. Фантомные боли… теперь она еще долго будет просыпаться от ночных кошмаров. От одного и того же сна, в котором пахнущий сероводородом монстр откусывает ей кисть руки! И каждый раз при пробуждении она будет испытывать эту боль…
«Не будешь!» — сказал «голос», — «Как только все закончится, я избавлю тебя от кошмаров…» как только все закончится? Значит история еще не завершена? И эти «дотора» наверняка ее продолжение…
Но «голос» успокоил ее, уверив, что они, пусть и не на ее стороне, но и не враги ей. У них своя жизнь и свои цели. У них — своя роль во всем этом, но роль слишком маленькая, чтобы ее можно было принимать в расчет.
— Существо?… Да, припоминаю. Что-то громадное, похожее на медведя. Но не медведь… Нет… Что-то другое.