Холодная зона
Шрифт:
В коммуне все ненужные занятия были безжалостно выброшены, и каждый усваивал знания и навыки в собственном темпе. Учились не в классе, а у личного терминала, в одиночку. Оценки были индивидуальными и нужны лишь для сравнения собственных достижений; чаще использовались простые зачеты.
Но кроме обязательной для каждого программы, в школе было множество клубов, групп, секций по интересам. Ли даже не знала точно, обязательно ли участие в таком проекте. Но она не знала ни одного человека, который в них не участвовал бы.
Сама она в детстве, посоветовавшись с к уратором, позанималась последовательно ботаникой (ей нравилась работа на фабрике, интересно было и собирать гербарии), гистологией (микроскоп, препараты — это же так здорово!), потом выяснилось, что она здорово обгоняет других по математике и физике. Лийя какое-то
Восторг и страсть к звездному небу пришли потом.
Астросекция тоже изредка проводила популярные лекции для желающих, как и выступала на школьных и интеркоммунальных научных конференциях. А теперь девочки направлялись на открытую популярную лекцию, организованную Историческим Клубом. Время начала было поставлено так, чтобы на показ как раз успела третья смена из цеха.
Дожевывая взятые в фойе козинаки на палочке, девушки протолкались сквозь ряды и уселись в середине зала, у прохода. Огромный вогнутый экран впереди тихо мерцал, выступающие историки внизу на его фоне казались крошечными.
Лекция долго не начиналась что-то. Комм слегка завибрировал на руке. Лийя провела по сенсору и улыбнулась.
Бинх редко писал ей что-нибудь. Он уже год как закончил школу, и Ли думала сначала, что старший товарищ забыл ее. Ну кто она такая? Малявка, подопечная. У него и в отряде были хорошие друзья, хотя своей девушки не было. Но потом Бинх начал писать. Он не звонил, не разговаривал с ней — лишь посылал короткие сообщения один или два раза в месяц. «Привет, Лучик, — писал он, — как жизнь?“ Ли поднесла комм к лицу и еле слышно надиктовала ответ. «Привет, Бинх, все прекрасно, вот отработала смену, сижу на лекции у историков. Давно не слышно от тебя ничего. Как ты там? Когда приедешь в гости?» Выпускники коммуны частенько заезжали домой, проведать, школа для большинства стала куда ближе родной семьи, если эта семья вообще была. Может быть, Бинх приедет на побывку. Ли подумала, написать ли о жизни подробнее, но додумать эту мысль не успела, так как лекция уже началась. Она нажала кнопку «сохранить» и стала слушать.
Стоявший внизу парень — кажется, из двенадцатого отряда, начал говорить первым.
— Здравствуйте, товарищи!
Он сделал паузу и обвел глазами ряды, медленно затихающие — слушать и проявлять внимание к говорящему ребят учили целенаправленно, с первых классов.
— Меня зовут Марат Чернецов, я, как и все остальные здесь, мои товарищи, занимаюсь периодом конца ХХ-начала ХХI века. Лекция сегодня будет необычная. Она посвящена теме разрушения Первого Союза и первых двух периодов реакции. На мой взгляд, это время было особенно интересным в постсоветских республиках, в частности, в России; интересно оно было не с точки зрения событий — их происходило сравнительно немного, локальные войны, обычные капиталистические кризисы, разрушение советского наследия. Интересно оно было с ментальной точки зрения — что творилось в головах этих людей, переживших крушение Союза. Поэтому мы решили, что лекцию будет читать не кто-нибудь из нас, а… человек из прошлого. И вот мы пригласили ее! Мы решили, что это будет девушка. И сознательно мы выбрали девушку не пролетарского происхождения, ведь тогда мнение пролетариата вообще ничего не значило, никто и не спрашивал о нем, а сам пролетариат не мог выразить свою позицию из-за крайне низкого уровня классового сознания. Мы, конечно, ее подготовили… Это было не так-то легко! Проектом занимались семь человек вплотную в течение полугода, и еще помогали многие. Но зато теперь мы можем дать вам не просто общее представление об эпохе — это мы все и так изучали по программе. Наша лекция поможет вам понять, как чувствовал и что думал средний городской житель той эпохи, оболваненный пропагандой, конечно.
Но все-таки необходимо предисловие! Заранее прошу извинения у старших, но на фильме присутствуют также младшеклассники, которые еще не изучали эпоху. Для них мы подготовили небольшую вводную лекцию.
Место Марата заняла беленькая девочка лет пятнадцати, Ира Лансберг из третьего отряда, ее негромкий голос через локальные акустические системы заполнил зал.
Гуля недовольно поморщилась.
— Могли бы и в общагу зайти, — буркнула она, — для малышей лекция.
Ли кивнула. Но она как раз не имела ничего против вводной лекции — расслабленно сидеть в эргономическом мягком кресле, внимать интересной композиции, любовно составленной кем-то; а то, что речь пойдет о всем известном — еще лучше, не надо напрягаться.
Вводная лекция представляла собой учебный фильм. Ира комментировала его, ее увеличенное лицо отражалось на экране, но основное содержание представляла трехмерная анимация и плоские документальные съемки.
Ли начала было задремывать в кресле, напряженная работа утомила ее, но фильм неожиданно оказался интересным. Хотя речь и шла о всем известных вещах.
Только недавно она сама сдавала зачет «Причины уничтожения Первого Союза». Так сложилось, что Союз Советских Социалистических Республик стали называть Первым. Хотя теперь никаких республик нет, а есть Всемирный Союз Трудовых Коммун. О причинах уничтожения (ревизионизм руководства, соглашательская политика, введение капиталистических элементов в экономику, из-за этого рост мелкобуржуазного сознания и что-то там еще) в фильме много не говорилось. Ира лишь рассказала, что в 90-е годы прошлого века СССР распался, вслед за ним распалась вся мировая система социализма.
В 90-е годы в бывших республиках СССР погибло и умерло много народу — от нищеты, криминала, от вспыхнувших войн и национализма. Но те, кто выжил и устроился, не думали об этом и не замечали этого. Им казалось, что так и должно быть. Уровень жизни большинства в итоге выровнялся, в особенности в начале ХХI века, когда в России построили мощное империалистическое государство.
Рабочие, конечно, стихийно продолжали бороться против эксплуатации. Но классовое сознание было на нулевом уровне. Каждый мечтал обогатиться лично, никто не собирался бороться за общие интересы. Коммунистические партии были коммунистическими лишь по названию или же были слишком маленькими и незаметными.
До самой мировой войны никакого серьезного движения не возникло. Казалось, революций больше не будет. Да что там, многие считали, что и войн больше не будет — так, мелкие локальные конфликты.
На экране вспыхивали кадры, а Катя рассказывала вкратце о тех диких и фантастических теориях, которыми в то время пичкала народ буржуазия. Национализм: от мягкого (выпячивание собственной национальности и требования ограничить в чем-то другие) до фашистски-нетерпимого, как, например, во время «бандеровского конфликта» на Украине, где дошло до массовых убийств, и в конце концов, гражданской войны и бомбардировки собственных городов; «Общий европейский дом», где добрые немцы «кормят» ленивых греков и испанцев; такое же якобы «кормление» нищих, голодающих, жертв войны и беззастенчивого ограбления в Африке и на Ближнем Востоке (в глубине экрана сытые солдаты с катера метко стреляли по утлым лодчонкам голодных беженцев, рвущихся в Европу). Духовность — церковь феодального типа постепенно заменялась на более современную модернистскую, широко распространились псевдовосточные учения с йогой и тантрой. Индивидуализм, благотворительность, но главное — потребительство.
В России в то время распространялась своя национальная идеология, в Китае — своя. Скажем, россиянам внушали усиленную гордость за свою историю (не погнушались даже использовать для этого победы и достижения Первого Союза, только замалчивая его социалистическую сущность) и убеждали, что они — особенные, не такие, как все, высокодуховные и должны нести в мир эту высокодуховную миссию. На экране маршировало войско в красных рубахах — проправительственная организация «Суть времени».
Но и в России главным было — потребительство. Бытие мощно определяло сознание. До тех пор, пока европеец или россиянин мог сытно питаться, ездить на морские курорты и покупать гаджеты, мысль об устройстве общества в принципе не посещала его. Те же, кто не принадлежал к рабочей аристократии, мечтали в нее пробиться. То же касалось нищих и огромного пролетариата слаборазвитых стран — все эти люди не умели еще бороться за свои права, многие из них попросту мечтали когда-нибудь попасть в счастливые сытые страны. А если кто-то и пытался — эти попытки жестоко подавляли. Буржуазия научилась контролировать угнетенный класс.