Холодок

РавиШанкаР

– Он более не Аш-Асин и никогда им не будет, и я готов дать слово, что он не причинит Крылатым никакого вреда и не замышляет зла. А последний наш спутник – родом из другого мира, он умеет менять свой облик, превращаясь в кота … и в Снежного Барса.

Наароджи стали тихонько перешёптываться, но на этот раз шёпот был не враждебным, а Сын Беркута спросил:

– Сможем ли мы когда-либо узреть чудесный момент превращения? Ибо мы только слышали, что среди Аш-Асинов есть маги, способные проделывать подобное, обращаясь в волков и змей, но сами никогда ничего подобного не видели.

Мурик скромно опустил глаза и тихо сказал, что в кота превратиться он может хоть сейчас, а вот во вторую звериную ипостась он пока может перевоплотиться только в минуту сильной опасности, поскольку не освоил её до конца.

Сын Беркута кивнул:

– Да, прошу тебя, - и мне показалось, что просьба скрывает что-то большее, чем простое любопытство, что это своеобразная проверка на вшивость, но пока свои размышления предпочёл держать при себе.

Мурик, не чинясь, разделся и быстрым неуловимым движением перетёк в кошачье состояние. А в кошачьем облике он выглядел таким пушистым и милым, что суровые воины невольно заулыбались ещё больше, а кое-кто даже потянулся погладить котейку. Мурик стоически вытерпел эти поглаживания, подошёл ко мне и стал тереться о ногу, громко урча. Вот что с ним делать?

Я взял котика на руки, и тот, довольный, заурчал ещё громче, а потом и вовсе устроился у меня на шее, как гигантский меховой воротник. Это окончательно разрядило обстановку, один из Наароджи весело выкрикнул:

– Тебе идёт мех, дитя Моря! Жаль, что у тебя есть Пара, а то я бы одел тебя в меха с головы до ног!

Остальные засмеялись, но как-то беззлобно. Я эти подначки стерпел, только удивился, откуда Крылатые знают, что мы – Пара. Но потом плюнул и решил, что это какие-то местные заморочки. Между тем немного потеплевший Сын Беркута отдал несколько команд своим людям. Мы не поняли их, поскольку прозвучали они примерно так же, как те крики, которые издавала, призывая на помощь, Блёстка. Зато Крылатые прекрасно поняли своего вождя и быстро исполнили всё, что он приказал.

Перво-наперво они затолкали пленников, с которых мы предварительно сняли водяные оковы, в большие меховые мешки, крепко-накрепко связав. А чтобы те не задохнулись, в каждом из мешков было проделано небольшое отверстие, через которое можно было дышать, но что-либо разглядеть – невозможно. Шестеро Наароджи - по два на мешок – подняли пленников в воздух и потащили по направлению к горам – наверняка в ту самую долину, о которой говорила Блёстка, для принудительной трудотерапии.

После этого настал и наш черёд – воины размотали свои пояса, оказавшиеся при ближайшем рассмотрении чем-то похожим на тонкие, но прочные сети, достали из мешков, подвешенных к поясам, странной формы куски материи, каким-то образом соединили всё это - и перед нами появилось несколько переносок, немного напоминавших детские качели. Ещё одна команда Сына Беркута – и двое охотников стащили с плеч тёплые безрукавки, отдав их нам с Антошкой.

– На высоте прохладно, - улыбнулся Сын Беркута, - а вы совсем не одеты, дети Моря.

Ну, да, а мы как-то и привыкли уже, что из всей одежды на нас только пояса, браслеты и тоненькие жилетки с карманами. Сказал бы кто в прошлой жизни, что я буду спокойно разгуливать без штанов… Но наша чешуя подсознательно воспринималась нами, как защита, а в Море лишняя одежда ни к чему. А вот в Холодных горах…

Мы торопливо натянули безрукавки, а Сын Беркута заявил:

– Мы вам что-нибудь в Цитадели подберём, а то ещё простудитесь и заболеете. А теперь садитесь и ничего не бойтесь. Только держитесь крепче и, если боитесь высоты, не смотрите вниз.

Мы уселись на странные «качели», которые уже держали на весу воины-Наароджи, вцепились в сразу ставшие слишком тонкими веревочки, воины расправили крылья… и легко оторвались от земли - прямо сразу, без разбега.

Сначала я сидел, зажмурившись от страха, но потом любопытство победило, да и мысленная реплика Антошки:

«Холодочек, открой глаза, смотри, красота какая!»

Я поборол позорный страх и всё-таки открыл глаза. Первое впечатление было – я парю над бездной. А второе – мне это нравится, ибо Наароджи уже успели набрать нужную высоту, и сейчас прямо под нами проплывали горы. Правда, меня стало потряхивать уже не от страха, а от холода, но я быстро вспомнил простенькое заклятье, позволяющее согреться, и подсказал его Антошке. После этого меня не беспокоили уже ни ветер, ни холод, удивительное ощущение полёта целиком захватило меня. Нёсшие меня воины-Наароджи слитно взмахивали своими большими крыльями, так что путешествие по воздуху было плавным и приятным.

Я глянул на своих спутников. Мит-каль был невозмутим, Дин-эр любовался пейзажем с не меньшим восхищением, чем мы, Мурика в кошачьем облике вообще нёс на руках один из воинов, и наглый котяра просто дремал. У Кара-сура же на лице страх боролся с восхищением, но, в конце концов, успокоился и он.

Летели мы достаточно долго, потом Наароджи плавно стали снижаться, и прямо перед нами выросла огромная серая громада Цитадели Крылатых.

***

Бис-мил отворил камеру Кай-сура и покачал головой. Юноша снова хандрил – он лежал на кровати, сжавшись в комок и закрыв голову руками, и даже на скрип двери сначала не отреагировал. Но потом всё-таки поднял голову и тихо сказал:

– Здравствуй. Я думал, что это Рах-мат с этими… снова…

И принц опустил голову. Бис-мил поставил на столик миску с кашей, положил лепёшки и кувшин с напитком и так же тихо ответил:

– Ещё рано… Думаю, что они придут завтра.

– Я не могу себя убить, - грустно сказал принц, - чары Башни не дают. Я пробовал.

– Ты что? – всерьёз обеспокоившись спросил Бис-мил. – Не надо!

– Лучше уж ужасный конец, чем ужас без конца… - протянул Кай-сур, и тюремщик ещё более обеспокоился состоянием юноши – тот и в самом деле выглядел плохо. Пара дней пребывания в Башне словно высосала из Кай-сура все соки, сейчас он выглядел куда хуже брата – бледный, замученный, со следами бессонной ночи и тяжких раздумий на лице.

– Ты ведь считаешь, что это справедливое наказание? – спросил принц. Бис-мил молчал, не зная, что ответить. В словесных кружевах он не был силён никогда. Но принца было всё больше жаль, и ничего с этим Бис-мил поделать не мог.

Кай-сур с неожиданной порывистостью вскинулся на кровати, глаза его неестественно ярко заблестели, речь стала немного отрывистой, словно его мучила лихорадка:

– Знаешь, теперь я и сам думаю, что заслужил… всё заслужил… я жил, не оглядываясь на других, не думая… не думая о чужих страданиях, просто брал всё, что мне приглянется… я не думал, что могу доставить страдания другим… главное, чтобы мне было хорошо… Чоуроджи прав… прав… теперь я понимаю, что бы он чувствовал, оказавшись в моей власти… это не смерть… это хуже смерти…

Бис-милу стало совсем тошно, и он, присев на постель рядом с принцем, стал успокаивающе гладить того по мягким, спутавшимся волосам:

– Тише-тише-тише… Когда придёт Рах-мат, я всё расскажу ему… И тебя освободят, слышишь?

– Нет, - неожиданно ясным голосом, не сбиваясь, ответил Кай-сур. – Он не поверит тебе, ведь заклятье никуда не делось. Ты только попусту сложишь голову. Не надо. Не хочу, чтобы ещё кто-то пострадал из-за меня. Хватит. Лучше…

– Что? – спросил Бис-мил.

– Поцелуй меня… - попросил Кай-сур.