Холодок
Шрифт:
Но сердиться на пушистого не хотелось, и я погладил его по мягкой шёрстке, вызвав громкое мурчание. Антошка неожиданно рассмеялся и тоже принялся гладить Мурика. Кот просто балдел от нашей ласки, и я вдруг подумал, что Мурик и в человеческом облике весьма привлекателен. Мы встретились глазами с Антошкой, и его щёки в мгновение ока стали просто пурпурными от смущения. И я понял, что Антошке тоже пришли в голову подобные мысли. И, что самое странное, у нас обоих они не вызывали неприятия.
Мурик же, словно почувствовал наше настроение, потёрся ещё раз головой о руки каждого из нас, спрыгнул с моих колен и быстренько исчез из пиршественного зала. Ага, наверняка перевоплощаться – не хочет шокировать всех видом своего обнажённого тела.
Минуты две спустя после исчезновения Мурика двери отворились, и один из Крылатых воинов вошёл в зал, неся на руках ребёнка лет двух – удивительно хорошенького, в красивой вышитой курточке и таких же штанишках. Следом шла стройная женщина с лицом, закрытым тонкой вышитой вуалью. Дин-эр вскочил на ноги, и мы поняли, что это прибыли Предрассветная Тишь и её сын.
Рождённый-на-Рассвете, до этой поры что-то увлечённо обсуждавший с Сыном Беркута и усиленно налегавший на запечённое мясо с травами, вытер руки о полотенце, поданное ему одним из подростков, и поднялся.
– Махароджи по имени Дин-эр, - провозгласил он, - ты просил о встрече с женщиной по имени Предрассветная Тишь и её ребёнком.
– Да! – торопливо ответил Дин-эр.
– И ты при всех готов просить о том, чтобы заключить с нею брачный союз… - продолжил Рождённый-на-Рассвете.
– Да, Старейшина, - твёрдо ответил Дин-эр. – Предрассветная Тишь – мать моего сына и я люблю её. К тому же сын должен знать своего отца…
Наароджи зашептались, но шёпот этот был, скорее, одобрительным.
– Хорошо, - кивнул Рождённый-на-Рассвете, но женщина вдруг воскликнула:
– Нет!
– Что? – поразились все.
– Нет, - повторила женщина. – Посмотри, что со мною стало! Я не хочу, чтобы ты был несчастен со мною!
И сорвала вуаль.
Зрелище нашим глазам предстало… неприятное.
Предрассветная Тишь и в самом деле была красива… когда-то, об этом говорили прекрасные зелёные глаза, осенённые длинными чёрными ресницами, но вот остальное… Округлые белёсые шрамы покрывали щёки, лоб и подбородок женщины, непоправимо уродуя это прекрасное в прошлом лицо, и это вызывало чувство глубокой жалости к несчастной.
Однако, к чести Дин-эра, он и бровью не повёл:
– Это говорит только о твоей доброте и самоотверженности, с которой ты лечила других, не щадя себя. Эти шрамы не сделают меня несчастным, любимая, - сказал он и пошёл прямо к женщине, намереваясь обнять её.
А я… я вдруг подумал, что Дин-эр и его возлюбленная заслуживают счастья.
«Холодок… - прорвалась ко мне мысль Антошки, - мы же можем им помочь… я вспомнил… смотри…»
И он послал мне один из мыслеобразов, которые нам когда-то вложил в сознание Шар. Я чуть не вскрикнул от радости.
«Точно! Хорошо, что ты это вспомнил, Антошка!»
И я быстро сказал Первому Снегу:
– Пожалуйста, принеси нам большую чашу с чистой, только что набранной водой и несколько чистых белых лоскутков. Скорее!
– Но… - удивился парнишка.
– Просто сделай это! – сказал я, и Первый Снег помчался выполнять мою просьбу. Вернулся он со скоростью полёта мысли, принеся и старинную серебряную чашу с чистой водой, и несколько тонких белоснежных лоскутков.
– Этого хватит?
– спросил Крылатый.
Мы с Антошкой синхронно кивнули, и мой любимый крикнул:
– Погодите!
Все Наароджи в зале удивлённо посмотрели на нас, а я сказал:
– Прежде, чем Дин-эр и его невеста договорятся о предстоящей свадьбе, мы хотели бы сделать им свадебный подарок. Знаем, что это немного рановато, и всё же…
С этими словами я подошёл к замершим в центре зала Дин-эру и Предрассветной Тиши и установил чашу на маленький столик. Антошка положил рядом лоскутки, мы соединили руки над чашей, и я начал говорить нараспев неизвестно откуда взявшиеся слова:
Ты, текучая вода,
Всё уносишь без следа.
Слёзы, смерть, тоску и боль.
Оставляешь лишь любовь.
О, пресветлая вода!
Смой все шрамы без следа,
Пусть того «украсят» смело,
Кто замыслил злое дело,
Кто наслал болезнь и мор,
Будут пусть ему в укор.
Ты же, чистая вода,
Смоешь шрамы без следа,
И она, душой светла,
Станет краше, чем была.
И – удивительно дело – вода в чаше словно забурлила от моих слов… и успокоилась. Мы с Антошкой смочили лоскутки в этой чаше, причём я ощутил на кончиках пальцев лёгкое покалывание, словно вода была слабо наэлектризована. Но это было не так. Это была подчинившаяся нам магия Воды. И я ни минуты не сомневался, что шоу нами было устроено не зря.
Антошка и я подошли к Предрассветной Тиши, и я спросил:
– Ты позволишь?
Девушка только кивнула, глядя на нас во все глаза. А мы стали осторожно водить смоченными в воде лоскутками по её лицу. Было полное впечатление, что мы смываем грим – там, где мы проводили лоскутками, рубцы исчезали. Сразу же. Оставалась гладкая розовая нежная кожа. А когда мы закончили, то перед нами стояла самая прекрасная девушка из всех, когда-либо виденных мною. Предрассветная Тишь вполне могла соперничать красотой с Богинями, и по залу прокатился восхищённый вздох.
***
– Но вы… вы… Ваше высочество… Правитель так горюет, потеряв вас… Поедемте во дворец, прошу вас… - умоляюще произнёс Рах-мат.
– Только с моим наречённым, - отрезал Кай-сур, и Бис-милу показалось, что пол уходит у него из-под ног. Но Кай-сур ласково поддержал его:
– Прости… Я забыл спросить тебя об этом… Но я исправлюсь. Скажи, Бис-мил, согласен ли ты стать моим супругом? Ибо без тебя буду я несчастен, а жизнь моя - пустой.
– Но Ваше Высочество! – возразил Бис-мил. – Я уже почти старик, и жизнь моя прожита… зачем вам я?