Холодок

РавиШанкаР

Мы не стали торопиться садиться, и как выяснилось, правильно сделали. Юный трубач тут же отошёл в сторонку, а в зал Совета вошли пятеро Наароджи в белых, украшенных пушистым мехом, одеждах. Две женщины и трое мужчин. Первой шла очень старая женщина с совершенно белыми волосами и крыльями, она при ходьбе даже опиралась на посох, но взгляд её был ясным, молодым и цепким. Она глянула на нас, скорее благосклонно, чем сердито, и заняла своё место, расположенное посередине и чуть выше остальных. Ага, эта тётенька явно тут рулит… Следующим шёл Сын Беркута, занявший место справа от Главы – я так понял, Главы Совета, третьим шёл слишком уж молодой для Старейшины мужчина с ярко-рыжими волосами и крыльями, занявший место слева от Главы. Он тоже выглядел довольно дружелюбным, а вот двое остальных… Вторая женщина была куда моложе первой, хоть и не такая молодая, как третий Старейшина. Волосы её были глубокого шоколадного цвета, а вот крылья, тоже в основном шоколадные, были покрыты россыпью мелких серебристых пятнышек. Смотрелось красиво и необычно, да и вообще женщина была бы очень красивой, если бы не сжатые в ниточку тонкие губы и колючий взгляд. Пятый же Старейшина не понравился мне вовсе – крепкий старик с полуседой русой головой и серо-коричневыми крыльями, он смотрел на нас так, словно мерку снимал. Для гроба. Ох, чую я, будут нам сейчас палки в колёса… Тогда только и останется, что восстание среди Махароджи поднимать… Спартаки, блин… Местного масштаба.

Глава Совета вежливо приветствовала нас, выслушала наше ответное приветствие и представление, и, в свою очередь, представила себя и Других Старейшин. Её звали Зимняя Рань, рыжеволосого молодого Старейшину – Рождённый-на-Рассвете, вторую женщину – Стелющаяся Осока, и последнего – Горячий Камень. После этого Зимняя Рань сказала:

– Наш брат, Сын Беркута, рассказал мне о сути дела, которое привело детей Моря и их спутников-Махароджи в Цитадель Крылатых. Но сейчас я хочу услышать ваш рассказ, чтобы сделать выводы и прийти к решению – ведь не зря Талисман Времени был разъединён самими великими магами древности… Кто из вас желает начать рассказ?

Комсомольцы-добровольцы… Кто-кто? С кого всё это началось, тому первому и рассказывать… И я встал, откашлялся и начал:

– Моё настоящее имя - Мстислав Холодов, и, хотя мы с моим другом, моей Парой, выглядим, как истинные дети Моря – мы рождены не в этом мире…

***

Бис-мил накрыл своими губами сухие горячие губы Кай-сура… и тут же почувствовал такое желание, какого не ощущал давно. Целоваться с принцем было… умопомрачительно, ласкать его – ещё лучше, Кай-сур так подавался на встречу ласкам, так изгибался и стонал, что у тюремщика просто отказали тормоза. И Кай-сур даже не думал прерывать эти судорожные рваные ласки, напротив – его глаза и тело просили большего… много большего…

Руки Бис-мила уже начали расстёгивать рубашку принца, однако в тот момент, когда это нехитрое действие было уже завершено, раздался негромкий кашель, и несостоявшиеся любовники отпрянули друг от друга.

В дверях стоял Рах-мат и насмешливо улыбался:

– Так вот чем ты занимаешься здесь, старый греховодник!
– процедил Советник Правителя. – В принципе, я не возражаю – всё стражам меньше трудиться. Другое дело, что ты, похоже, питаешь какие-то чувства к этой использованной шлюхе. Почему он до сих пор не в оковах? Нет, ты, положительно, стал ненадёжен, и тебя следует сменить… Пошёл вон, там за дверью стражи дожидаются! И надень немедленно оковы на эту мразь!

Бис-мил заслонил собой сжавшегося в комок от этих жестоких слов принца, отметив, что при слове «стражи» парня стало мелко потряхивать, и возразил:

– Нельзя его сейчас в оковы! Это верная смерть!

– Не тебе судить о том, что можно и чего нельзя, ничтожная тюремная крыса! – прошипел Рах-мат. – Правитель в горе от потери Наследника и не желает более, чтобы недостойный осквернял собою этот мир! Неси оковы! Немедленно!

– Нет! – собрал всю волю в кулак Бис-мил, он чувствовал, что Советник пытается воздействовать на него ментально, но пока у него хватало сил держаться. Голова заболела, а потом из носа и ушей потекли тёплые струйки, и, машинально поднеся ладонь к лицу, Бис-мил понял, что кончики его пальцев выпачканы кровью. «Ага, - пронеслось в голове, - не зря Правитель приблизил к себе Рах-мата… Правду говорили насчёт того, что он владеет эмпатией и ментальной магией…»

Рах-мат же, видя, что его сила не действует, разозлился всерьёз, и голову Бис-мила словно тисками сжало. Тюремщик упал на колени, обхватив голову руками, и застонал.

– Встал и пошёл выполнять приказ, животное! – рыкнул Рах-мат.

– Нет… - с трудом ответил Бис-мил, понимая, что ещё немного, и обозлённый Советник просто выжжет ему мозги. Но тут опомнился Кай-сур. Он бросился к Бис-милу и закричал Рах-мату:

– Не надо! Не трогай его! Он ни в чём не виноват! Пусть оковы, пусть всё, что угодно, только не трогай его!

Рах-мат удивлённо поднял бровь, но ослабил нажим на Бис-мила. Кай-сур так и продолжал заслонять тюремщика, и в этот момент в камере раздался звон. Тихий, словно хрустальный…

========== Глава 48. Знамение ==========

Говорил я долго. Странно, мне казалось, что все наши приключения в этом мире заняли не так уж много по времени, а вот поди ж ты… А когда я выдыхался, меня сменял Антошка, иногда свои пять копеек вставлял Мит-каль.

Старейшины же слушали нас, не перебивая. Зимняя Рань – с интересом, Рождённый-на-Рассвете – словно волшебную сказку, Сын Беркута – внимательно, словно запоминал каждое слово; даже изначально негативное отношение к нам Стелющейся Осоки и Горячего Камня стало меняться. Под конец рассказа все пятеро Старейшин выглядели вполне дружелюбными, а когда я закончил, Зимняя Рань сказала:

– Воистину, это самая удивительная история из всех, которые я слышала под этим небом. Спасибо, Мстислав (Ура! Нашлось в этом мире существо, которое смогло произнеси моё имя правильно! Интересно, это хороший знак?). Все твои слова – истинная правда, и мой перстень подтверждает это.

И женщина подняла вверх правую руку с перстнем, в который был вставлен огромный, величиной с грецкий орех, камень, сверкающий всеми цветами радуги.

– Мы называем этот камень Правдивые Уста, он весьма редок и ценен тем, что, если в присутствии носящего его произнести хотя бы слово неправды, он потускнеет и перестанет испускать блеск. За время вашего рассказа он не потускнел ни разу, а значит, вы не солгали ни в делах, ни в помыслах, ни в поступках, - пояснила Зимняя Рань.

– Думаю, - сказал Рождённый-на-Рассвете, - что мы можем помочь этим детям Моря и Махароджи, потому что цель их воистину благая.

Сын Беркута и Зимняя Рань закивали, но Горячий Камень (ох не зря я подозревал, что от этого - жди пакости!) немедленно возразил:

– Я не спорю, эти дети Моря многое пережили, не спорю и о том, что они и их спутники имеют право на гостеприимство в любой из наших Цитаделей, но… Талисман Времени слишком серьёзная вещь, и мы рискуем, если доверим его этим, по сути, ещё детям! Не исчезнет ли в результате наша реальность? Пусть нашу жизнь сейчас не назовёшь сладкой, но я не хочу, чтобы Крылатые ушли в небытие, как несчастные Чоуроджи! Мы ответственны за наших воинов, женщин, детей и стариков – и мы просто не имеем права на ошибку!

Старейшины нахмурились, ибо в словах Горячего Камня была своя правда. Но тут не выдержал уже Мит-каль:

– Возраст детей Моря – единственное возражение, из-за которого вы, почтенный Старейшина, не желаете отдавать им Циферблат?

– И возраст, и неопытность… - заявил Горячий Камень. – Я вижу, что сила их пробудилась слишком недавно, и что они сами ещё не ведают её границ. А это опасно – для них, для нас, для Талисмана… Для всего этого мира, в конце концов…

Старейшины помрачнели ещё больше, но Мит-каль вовсе не собирался уступать в словесном поединке вредному старикашке.