Homo Divisus
Шрифт:
– Видно, забрали после его смерти. Берт не сказал, но он никогда ничего мне не говорит.
– Если что-нибудь обнаружу, свяжусь с тобой по интервизору, - сказал Корн.
– Лучше не надо. Я еще приду сюда или загляну к тебе в лабораторию.
Корн думал, что теперь-то Эльси уйдет, но она снова села, держа в руке стакан с молоком.
– Видишь ли, Тертон был величиной. Пожалуй, единственным настоящим ученым во всем институте.
– Слышал.
– Не только ученым... Он не пользовался фантотроном. Считал, что человек должен жить только по-настоящему. Тебя это удивляет, как и всех, - добавила она, видя, что Корн молчит, и после паузы допила молоко.
– Я хотела, чтобы ты, продолжая его исследования, хотя бы знал, что для него было самым важным, и не считал его... Впрочем, ты все равно не поймешь.
– Не пойму?
– Нет. Молодой манипулянт, присланный по специальному распоряжению Опекуна. Представляю себе, сколько тестов ты должен был пройти, прежде чем тебя выбрали. Всех нетипичных, которые не пользуются фантотронами и вообще не вписываются в заранее оговоренные рамки, отбраковывают уже в самом начале. Тертон всегда говорил, что здесь необходимы люди с ограниченным воображением, которые думают только о том, что делают. Другие не выдержат.
– А Тертон?
– Он был исключением. Талант, знания, опыт. Просто не было другого профессора, другого манипулянта, который мог бы делать все то, что делал он. А теперь здесь ты. Я представляла тебя иначе.
– Почему?
– После информации Опекуна. Искусственно регенерированный человек с предварительно записанной информацией.
– О чем ты?
– О тебе. Я ожидала что-нибудь вроде автомата, а ты... Ты оказался такой же, как все. Поэтому я и пришла.
Он молчал. Откуда-то от желудка к горлу подступала тошнотворная волна тепла. Что-то, видимо, творилось с его лицом, потому что он заметил, как Эльси глубже втиснулась в кресло.
– Ты... ты не знал?
– Уходи! Сейчас же!
– его голос прозвучал как-то по-новому.
Эльси встала, обогнула кресло и подошла к двери.
– Корн, я не знала, я не хотела... Я должна сказать тебе еще кое-что.
– Уйди!
– повторил он.
Хлопнула дверь. Так обычно в пьесах на исторические темы заканчивалась сцена. Но здесь все продолжалось, и металлические подлокотники кресла по-прежнему отражали гротескно искривленные стены комнаты.
Итак, Кома не сказала о том, что у него модифицирована память. Обманула его. Но что это значит? Может, то, что его мозг воспринимает образы, звуки, цвета, которые не вызывают ответа в стертых процедурами воспоминаниях? Что он воспринимает мир искаженным, не знает об этом и знать не может?
– Что он не такой, как остальные, и отличается настолько сильно, что навсегда останется таким?
Проснувшись там, в институте, он думал о космонавтах, звездах и... бульоне. А о своей квартире на шестнадцатом этаже. Каре - жене, присутствие которой он ощущал, даже когда ее не было дома, о книгах, написанных еще до его рождения, и самолетах, садившихся в черной пелене газов где-то там, за окнами, на аэродроме, - обо всем этом он почти не думал. А ведь все это должно было существовать в его воспоминаниях. Он помнил смешного плюшевого кота на полке над кроватью, высокооборотный миксер, звук которого всегда слышал в субботу после обеда, когда Кара готовила праздничные ватрушки, и старые часы, отбивавшие время даже ночью, когда он просыпался и чувствовал, что одинок, так одинок, как может быть одинок только человек. Тогда он отдергивал занавеску и смотрел на далекие мигающие огни аэродрома. В институте, перестав "ожидать", он никогда не чувствовал этого. "Регенерированный человек с предварительно записанной информацией", - так сказала Эльси.
Он оттолкнул кресло, откатившись, оно глухо ударилось о стену. Открыл дверь, пробежал по коридору, выскочил наружу в ночь. Светила луна, мигали далекие звезды, и со стороны пустыни веяло холодом. Несколько минут он бежал по серой бетонированной полосе, потом свернул с нее. Ноги вязли в песке, но он продолжал бежать, не чувствуя усталости. Даже дыхание почти не участилось. "Работаю, как исправный автомат", - подумал он и перешел на шаг. Он шел, пока не заметил большие многорукие кактусы, которые росли поодаль друг от друга, неподвижные неподвижностью камней, а не растений. Их тени были едва заметны на песке. Неожиданно он услышал голос:
– ... хорошо, что я тебя встретила. Вчера мне казалось, что я не выдержу здесь больше ни дня, в этом песчаном аду, медленно, словно с трудом говорила девушка. Мужчина отвечал шепотом, и Корн не расслышал ответа.
– Знаешь, и лодки и деревья на искусственном озере - все кажется фальшивым, словно в фантотроне, потому что, как взглянешь в небо, видишь стервятников. А по берегам озера нет даже камышей, только песок. Все здесь искусственное, как ваши животные в павильонах.
Мужчина снова что-то сказал.
– ... Знаю, ты не любишь об этом говорить. Теперь это не имеет значения...
Корн отошел, стараясь ступать так, чтобы песок не очень скрипел под ногами. Луна опустилась, и Корн, глядя в пустыню, видел четкие вершины гор. Песка под ногами становилось все меньше, спустя некоторое время он увидел сухие стебли растений, а еще дальше - какие-то постройки. Хотел обойти их стороной, но услышал позади тяжелые шаги и остановился. Кто-то продирался сквозь сухостой. Наконец он увидел громадную человеческую тень. Когда она приблизилась, он понял, что перед ним андроид. Подобных роботов Корн видел только на экране во время адаптации. "Они сильные, полезные и безопасные, - вспомнил он голос Комы.
– Всегда выполняют приказы человека, а их псевдопсихику можно изменять в зависимости от поставленных задач".
– Здесь ходить запрещено, - проговорил андроид хрипловатым голосом.
– Почему?
– Корн сделал шаг навстречу роботу.
– Изолированные павильоны. Здесь ходить запрещено, - повторил тот.
– Я здесь работаю, - сказал Корн и одновременно подумал, что оправдывается перед автоматом. "Об этом Кома ничего не говорила".
– Вход с другой стороны. Здесь ходить запрещено, - снова проговорил робот.
Корн пожал плечами и хотел обойти андроида, но тот с ловкостью, которой Корн от него не ожидал, преградил дорогу.
– Пропусти, - приказал Корн.
– Здесь ходить...
– завел свое автомат. В его монотонном хриплом голосе Корну почудилась насмешка.
– Пропусти, я - человек!
Андроид не шевельнулся.
– ... человек! Слышишь?
– Корн протянул руку к андроиду и ощутил под пальцами скобу.
– Я не могу тебе подчиниться, - упорствовал андроид. Здесь ходить запрещено.
– Изменяю приказ, - сказал Корн, как его учила Кома. Отойди.
– Приказ неизменяем.
– Отойди!
– стиснув скобу, прошипел Корн.