Хомотрофы
Шрифт:
23
Вернувшись домой, я закатил мотоцикл в пристройку, закрыл ее на ключ и поднялся в свою комнату. Противоречивые чувства переполняли меня.
Несмотря на ощущение вины и собственной мерзости, порция выпитого страха придала мне силы и вернула бодрость. Как и говорил Гавинский.
Теперь я должен был научиться накапливать избыток, очищать и хранить его до нужного момента. Носить в себе этот груз, чтобы затем передать главному кукловоду.
Через полчаса, когда я, приняв душ, лежал на кушетке и читал, в дверь постучали.
В коридоре стояла Эфа. На ней было восхитительное белое платье, такое нарядное, будто она собралась на свидание.
– Привет, – сказала девушка.
– Добрый вечер… Ты ко мне?
Что за глупый вопрос?
Я почувствовал себя немного неловко в тонком фланелевом халате. Отступив назад, жестом предложил ей войти.
Она вошла в мою комнатушку, оглядела обстановку.
– Неплохо ты устроился.
– Ты садись где-нибудь… Я сейчас переоденусь…
Я схватил в охапку одежду со стула и направился в санузел.
Когда я вернулся, Эфа листала книгу, которую я только что читал.
– Может, чай будешь?
– Нет времени, спасибо. Я хочу кое-что сказать. Вернее, попросить тебя об одной вещи, Сережа.
Я – само внимание и готовность помочь, особенно после такого явно не официального обращения. Эфа никогда не позволяла сокращать дистанцию между нами. Что изменилось?
– Можешь сходить со мной… в Дом молитвы?..
– Куда?!
Странная она все-таки девушка. Я вспомнил, что видел ее идущей на службу. Только сейчас до меня дошло, что Эфа – еврейка, и что она ходит отнюдь не в синагогу. Конечно, в Полиуретане ничего кроме этого сектантского Дома молитвы нет… Но зачем ей понадобилось приглашать меня?
– Сейчас, – уверенно сказала она. – Потому что до того, как вы поднимите бунт, тебе надо кое-что понять.
Я вскипел, но прежде чем возмущение Жориным неумением держать язык за зубами прорвалось наружу, она рукой закрыла мне рот.
– Знаю! Вы договорились никому не говорить о ваших планах. Ты можешь ни о чем не беспокоиться. Дядя безвылазно сидит дома. Вета после того, как ее уволили, тоже за калитку ни на шаг, она боится. Соседи к нам не ходят. А мне ты должен доверять.
Она убрала руку и дружелюбно улыбнулась.
– Жора ничего не знает об этом визите. Прошу, не выдавай меня.
– Ты соображаешь, что он… – я хотел обвинить Жору в предательстве по отношению к нашей команде, но раздумал. Я махнул рукой. Команда и так была собрана наспех и состояла черт знает из кого. Я считал, что Жора в ней был самым надежным.
Эфа взяла меня за запястья.
Какой прогресс!
– Да пойми же ты, наконец, – она слегка повысила тон. – Я твой друг. Послушай… Перед тем, как идти на битву – на битву с драконом, как ты ее назвал, – Жора поставил нас в известность. Мы ведь его самые близкие люди. Если бы он нас не предупредил, на какой риск идет, это было бы с его стороны равносильно предательству. Мы его родные, и он только хотел, чтобы мы знали… Он очень тебя уважает, ты даже не представляешь насколько! Мы все тебя уважаем.
Она неожиданно
– Ничего не скажешь, – проговорил я. – Десять человек собрались совершить тайную операцию. И целый город, затаив дыхание, теперь будет следить за их действиями.
– Нет. Больше никто не узнает.
– Ладно, – сказал я. – Проехали. Как ты можешь ручаться за остальных девятерых, включая меня?
Мой шутливый тон заставил Эфу улыбнуться.
– Я знала, что ты поймешь. Теперь слушай меня внимательно. Службы проходят по воскресеньям, но и в будние дни Дом молитвы открыт. Ты должен там обязательно побывать. Сейчас же! Почему ты раньше не приходил?
Я пожал плечами.
– Один раз собирался, но не получилось. Передумал. Меня отговорил приятель. Сказал: нет там ничего интересного.
– Это негр, с которым ты дружишь?
– Ну да. А что?
– И ты ему поверил? Он болван! Вот что я тебе скажу! Если ты не побываешь в Доме молитвы, ты не будешь знать, кто твой настоящий враг, и как нужно действовать. – В голосе девушки звучала уверенность.
– Я и без того знаю, кто мой настоящий враг.
– Ты знаешь много, но не все. Далеко не все, Сережа.
Ну вот, опять Сережа. Кажется, Эфа готова давить на любые мои кнопки, лишь бы добиться результата. Почему бы ей все не рассказать сразу.
Она посмотрела очень серьезно.
Я был заинтригован. Чувствовалось, что для Эфы мое посещение Дома молитвы очень важно.
– Хорошо, – сдался я. – Идем.
Эфа схватила меня за руку и потащила за собой, точно боялась, что я передумаю.
Всю дорогу она почти бежала. Мне было неудобно признаться, что я неважно себя чувствую и не расположен к прогулкам трусцой.
Когда мы вошли в Дом молитвы, в приятную прохладу, на меня пахнуло благовониями. Но это был не ладан, не миро и не сандал, а нечто другое, сладковато-пряное и довольно резкое, близкое к запаху ацетона. Этот аромат объял меня и сразу стукнул в голову. Я почувствовал, как сама собой у меня на лице появляется блаженная улыбка.
Мы вошли в полумрак и остановились в нескольких шагах от алтаря.
Внутри стояла полная тишина.
Я огляделся. Обстановка была почти такой же, как в большинстве православных храмов: деревянный двухъярусный иконостас, два клироса, полукруглый амвон, алтарь, – так мне показалось сначала. Когда глаза привыкли к полумраку, я понял, что вместо деталей храмового интерьера передо мной находятся их легкоузнаваемые аналоги.
Так, у иконостаса есть даже привычные створки-врата, зато сами иконы, размещенные на нем, не имеют ничего общего с христианскими образами. Вместо новозаветных тем на картинках сияют лазурью небеса, напоминающие компьютерные заставки корпорации «Майкрософт». И это никакое не масло, а просто цветные фотографии. В середине верхнего яруса висит увеличенное фото известного мне портрета директора.
Но ведь это же вопиющее святотатство, – думаю я. Мысли текут совершенно спокойно – без удивления и прочих эмоций, – я просто констатирую факт.