Хороши в постели
Шрифт:
– Это из пресс-релиза, – вдруг произнесла Джейн.
Я знала, но решила вежливо промолчать и убраться оттуда к черту, пока не узнала, что сделает женщина, которая на обед съедает шесть листьев салата, если ее спросят, не желает ли она что-нибудь на десерт.
– Расскажу вам кое-что, – продолжила режиссер. – Девушку из цветочного магазина играет моя дочь.
– Правда?
– Первая роль, – кивнула Джейн, почти гордая, почти застенчивая. Почти настоящая. – Я ее отговаривала… Она уже и так одержима своей внешностью…
«Откуда бы это в ней взялось», – подумала я, но снова промолчала.
– Я больше никому не говорила. – Уголки губ Джейн дрогнули. – Но вы мне нравитесь.
Упаси боже ей не понравиться.
Я попыталась подобрать слова для приемлемого ответа, как Джейн вдруг встала и потянула за собой Николаса.
– Удачи, – пробормотала она, и парочка стремительно покинула ресторан.
Как раз, когда к столику подкатили тележку с десертами.
– Мадемуазель что-нибудь желает? – участливо спросил официант.
Разве можно меня винить за то, что я сказала «да»?
– Ну? – поинтересовалась Саманта по телефону тем же днем.
– Она обедала латуком! – простонала я.
– Салатом?
– Латуком. Просто латуком. С уксусом. Я чуть не умерла.
– Просто латуком?
– Просто латуком, – повторила я. – С красными листьями. Она прямо подчеркнула. И постоянно прыскала в лицо водой.
– Кэнни, ты выдумаешь.
– Я тебе клянусь! Мой голливудский идол – чудила с латуком, эта… эта Эльвира с татуажем век…
Саманта бесстрастно слушала.
– Ты плачешь.
– Не плачу, – соврала я. – Просто разочарована. Я думала… ну, знаешь… что мы найдем общий язык. И я покажу ей свой сценарий, но я никогда никому его не покажу, потому что не училась ни с кем из актеров «Субботнего вечера!», а сценарии читают только у таких! – Я опустила взгляд. В полку плохих новостей прибыло. – А еще у меня на жакете соус от оссобуко.
Саманта вздохнула:
– Думаю, тебе нужен агент.
– Я не могу его найти! Поверь, я пыталась! Они на твои работы даже не взглянут, пока по ним что-нибудь не снимут, а продюсеры не взглянут на то, что им поступит не от агента. – Я принялась яростно тереть глаза. – Неделя дерьмо.
– Почта! – радостно объявила Габби.
Она уронила стопку бумаг мне на стол и удалилась вразвалочку. Попрощавшись с Сэм, я занялась корреспонденцией. Пресс-релиз. Опять пресс-релиз. Факс, факс, факс. Конверт с моим именем и фамилией, выведенными почерком, который я уже давно научилась определять как принадлежащий Злому Старикашке. Я вскрыла письмо.
«Дорогая мисс Шапиро, – гласили дрожащие буквы, – Ваша статья о Селин Дион – самая грязная, мерзкая дрянь из всех, что я прочитал за пятьдесят семь лет, будучи преданным подписчиком «Икзэминера». Мало Вам было высмеять музыку Селин как «напыщенные, затянутые баллады», так Вам понадобилось еще и поиздеваться над ее внешностью! Готов поспорить, Вы сами далеко не Синди Кроуфорд. Искренне Ваш, мистер И. П. Дейффингер».
– Эй, Кэнни.
Господи Иисусе. Габби вечно подкрадывалась ко мне сзади. Для такой массивной глухой старухи она могла передвигаться тихо, как кошка, когда ей это выгодно. Я обернулась, и точно – Габби щурилась на письмо, которое я держала на коленях.
– Где-то ошиблась? – засочился ее голос тонной сочувствия, густого и ненатурального, как сырный соус. – Придется публиковать опровержение?
– Нет, Габби, – ответила я, стараясь не сорваться на крик. – Просто не сошлись во мнениях.
Я бросила письмо в мусорное ведро и так быстро оттолкнулась с креслом от стола, что колесики чуть не проехались по ногам Габби.
– Черт! – прошипела она и ретировалась.
«Дорогой мистер Дейффингер, – принялась я сочинять достойный ответ. – Может, я и не супермодель, но мне, по крайней мере, хватает мозговых клеток, чтобы отличить дерьмо на слух».
«Дорогой мистер Дейффингер, – продолжала я набрасывать варианты, преодолевая два с половиной километра, которые разделяли редакцию и Центр по проблемам веса и нарушения пищевого поведения, где меня ждало первое занятие для толстяков. – Мне жаль, что Вы так обиделись на мое описание трудов Селин Дион, ведь я искренне считала, что это я еще проявила великодушие».
Я гневно протопала в конференц-зал, выбрала себе место за столом и огляделась. Увидела Лили, из приемной, и черную женщину моих габаритов, но постарше, с трещащим по швам дипломатом и карманным устройством для чтения электронной почты, в которое она увлеченно тыкала. Заметила девочку-подростка, ее длинные светлые волосы придерживал ободок, а тело скрывалось под слишком уж просторной футболкой и мешковатыми джинсами. Еще в конференц-зал следом за мной вошла женщина лет шестидесяти, которая весила, наверное, как минимум под двести кило. Она передвигалась при помощи трости и, прежде чем сесть, внимательно осмотрела стулья, словно прикидывала, выдержат ли они такую тушу.
– Привет, Кэнни! – подала голос Лили.
– Привет, – буркнула я.
На белой доске кто-то заранее вывел слова «Порционное питание», на стене висел постер с пищевой пирамидой. «Опять это дерьмище», – подумала я и задалась вопросом, а не слинять ли мне с занятия. Я, в конце концов, уже была у «Весонаблюдателей». Я уже все знала про порционное питание.
В конференц-зале появилась тощая медсестра, знакомая мне по все той же приемной, и принесла целую охапку мисок и мерных стаканчиков, а также маленький пластмассовый макет свиной отбивной весом в сто граммов.
– Всем добрый вечер, – поздоровалась медсестра и написала на доске свое имя. – Я Сара Притчард, дипломированная медицинская сестра.
Мы тоже по очереди представились. Блондинку звали Бонни, чернокожую – Анита, а очень толстую – Эстер из Вест-Оук-Лейн.
– Я как будто опять в колледж перенеслась, – прошептала Лили, пока медсестра Сара раздавала буклеты с таблицами калорий и распечатки с рекомендациями по корректировке пищевого поведения.
– А я к «Весонаблюдателям», – шепнула я в ответ.