Хозяин земли Духов - 1
Шрифт:
— Говорил, надо ему голову оторвать, — послышался голос Гуран-Абура. Двоедушник тихо подошел со спины. Его лицо рассекала глубокая, все еще кровоточащая полоса, левый глаз отсутствовал.
— Предки услышали мои молитвы, — повеселел Аеш. — Хоть одну гляделку выковыряли.
— Шутит, — на всякий случай пояснил я.
Гуран-Абур кивнул и ушел. Как оказалось чуть позже, один из двоих его воинов получил серьезную травму руки. Умруны не только оттяпали от нее большой кусок плоти, но и умудрились перекусить кость предплечья.
Дождь закончился только к утру. Потому вся ночь прошла без сна. Найдена еще некоторое время после конца схватки бродила
— Ты как всегда всех спасаешь, — сказал я.
— На этот раз ничего не сделала, — ее улыбка обнажила острые белые зубы. — Не больше, чем каждый из них.
Большой проблемой стало массовое бегство василисков. Эти огромные ящерицы, которые, как танки, штурмовали лес и болото, оказались жуткими трусами перед лицом хищников, порожденных трясиной и болезнью. Почти все наши "скакуны" рассеялись по окрестностям и, лишь успокоившись, ближе к утру, начали снова собираться в лагерь. В итоге мы потеряли несколько светлых часов, прежде чем собрали столько василисков, сколько требовалось для дальнейшего путешествия.
Своих мертвецов двоедушники погрузили на спины больших ящериц, надежно привязали. Даже тех, от кого почти ничего не осталось, — часовых. Их умруны успели обглодать почти до чистых костей, растащить по кускам.
— А почему они называются двоедушниками? — уже в дороге я тихо поинтересовался у Аеша, пытаясь вернуть ему нормальное расположение духа.
Тот снова сидел передо мной и продолжал злиться на весь мир.
Ендарь отмахнулся, тяжело вздохнул, но спустя несколько минут все же ответил.
— Человеки они в прошлом.
— Как это?
— Как-как? Живет человек — никого не трогает, богам молится, приветлив и учтив. Ан не так он прост. Как спать ляжет при полной луне, душа его наизнанку вывернется — да и ходу из тела бренного. Бродит по соседям, по дорогам да улицам. Ищет, с кем поговорить, кому излить печали да тревоги. Только язык человечий уже и не помнит. Все больше лает, аки пес подзаборный. И чем дольше не понимает его человек, тем сильнее серчает душа, тем злее становится ее лай. Человек, может, и рад бы выслушать да совет добрый дать, а не может. Тут-то душа его и обнимает, всю жизнь до капли вытягивает. А уж насытившись, обратно к родному телу топает. Мертвеца-то по утру отыщут — да ужо не спасти. Холоден, что сосулька по зиме. Глаза огромные, распахнуты, что твои ставни. И смотрють на всех, пужают.
Забывшись, Аеш оживился.
— Ох, и не просто такого двоедушника отыскать. Только один способ простым людям и дан — буди друзей своих да родственников в полнолуние. Коли не проснется, лежит телом недвижимым — вот, он, злыдень поганый. Хватай его да на костер.
— И многих сожгли?
— Думаю, достаточно, — весело отозвался Аеш. — Потому все больше таких тварей появляться стало. На место каждого изничтоженного двое встают. Вот и дума многоумная пред мудрецами человеков встала. Долго думали, а нашли способ избавиться от поганцев. Готовились, распевали заклятия — и в одно из полнолуний произнесли главные слова. Тут-то все вывернутые души, возьми, и в телах своих останься навсегда. Да только столько в них злобы и сил скопилось, что человечья плоть не сдюжила, поддалась черной погани — изменилась. И вот просыпаются поутру добрые люди, а с ними в горнице тварь лежит, зубища скалит, да вместо слов понятных только лает.
— Вроде не очень хороший выход.
— Разве все усмотришь да удумаешь? — пожал плечами Аеш. — Многих таких оборотней тут же на вилы и подняли.
— Видимо, потому и своего убивать нельзя, — предположил я. — Слишком много опасности извне.
— Истинно так. — Он немного помолчал. — Вот только в голову не возьму, как они на Княжьей горе оказались? Не то крепость взяли?
— Какую крепость?
— Место там особое. Издревле князья, что в ссоре и распрях погрязли, там могли встретиться. Без дружин и подмоги. Один на один, но без оружия. Хочешь — говори, хочешь — морду друг другу бей. Никаких уловок. А за всем волхвы следят. Уж ежели решились оставить за вратами крепости суету и уединиться разговором — позабудьте об уловках.
— А то что?
— Дождь, град, сильный ветер, снег… Волхвы повелевают погодой, и им хватит сил урезонить многих молодых да ретивых.
— Думаешь, волхвы все еще в крепости?
— Не ведаю. Двоедушники не сумели бы их изгнать. Значит, стали владетелями уже пустых стен. Нам от сего проку мало.
— Почему?
— Волхвы не вмешивались в дела человеков. Никогда, насколько известно мне. Они всю жизнь проводили в самовольном заточении, искали тайны этого мира. А быть может, и не только этого.
— Значит, если их там нет, возможно, сохранились какие-то записи?
Ендарь задумался.
— Двоедушники никогда не являли тяги к знаниям сверх меры. Им те записи ни к чему. Скорее, пустили на костры да грязные зады.
— Жаль, было бы интересно узнать, что именно они изучали.
— Не след думать о глупом. Нас ожидает игра — вот это дюже отменная причина раскинуть мозгами.
— Что о ней думать?
И без размышлений понятно, что дела из рук вон плохо. Если учесть, что игра подразумевает по пять участников с каждой стороны, то мы априори проиграли. Если отсутствие одного глаза Гуран-Абура вряд ли скажется на его стремлении в реванше, то тяжелое ранение в руку его собрата лишает нас даже минимальных шансов на адекватное сопротивление.
Я скосил взгляд на ендаря. Хоть его заменой ставь. А что — маленький, юркий — глядишь, между ног у верзил проскочит.
Днем тучи расступились, и солнце обрушило на болото всю свою испепеляющую ненависть. Тяжелые пары поднимались в дрожащем воздухе, гудящем от мошкары. Наверное, третий день стал самым сложным и выматывающим за все время путешествия. Даже в первый день, когда мой зад стремительно стирался о жесткое седло, практически постоянно дувший прохладный ветер хоть как-то скрашивал тяжелую поездку. Теперь же духота, жара и тучи мелких кровопийц буквально сводили с ума. Передвигайся мы пешком — не избежали бы рукоприкладства. Двоедушники, крепкие и привычные к тяготам, все больше отмалчивались, сводили любые контакты к минимуму. Даже одна случайно брошенная фраза вполне могла послужить началом потасовке. Этому я стал свидетелем, когда один из воинов остановил своего василиска и отошел в сторону ближайших кустов. Вслед ему прозвучало что-то отрывистое. Послышались смешки. Обиженный двоедушник, позабыв о причинах своей остановки, развернулся и метнул в обидчика подхваченный тут же камень. Еще бы немного — и оба схватились не на жизнь, а на смерть. Лишь вовремя подоспевший Анум-Дараван урезонил горячих парней всего парой злобных выкриков.