Хозяйка розария
Шрифт:
— Сколько тебе исполнится? — писклявым голосом спросила Хелин. Она всегда так говорила, когда муж ставил ее на место.
— Двенадцать.
— В двенадцать ты становишься настоящей молодой дамой, — благосклонно вымолвил Эрих. — Наверное, нам стоит устроить для тебя маленький праздник, хотя ты его и не заслужила!
— Мы можем устроить праздник для нас обеих, — предложила Хелин, но этим лишь вызвала у Эриха новую вспышку недовольства.
— Ты можешь хотя бы один раз в жизни не думать, в первую очередь, о себе? Для тебя это решительно невозможно? Не можешь поступиться чувством собственной важности, даже когда речь идет о дне рождения двенадцатилетней девочки?
— Нет, я только подумала…
— Ты никогда не думаешь, Хелин, и это главная проблема. У тебя просто появилось чувство, что тебя могут обойти, и ты тут же хочешь занять главное место. Господи, когда ты только повзрослеешь?
Глаза Хелин наполнились слезами. Отодвинув назад стул, она вскочила и бросилась к двери, но Эрих рявкнул:
— Стой! Мы обсуждаем день рождения Беатрис!
Беатрис ни разу в жизни не слышала, чтобы Эндрю говорил с мамой в таком тоне, она не могла себе представить, что Дебора, в свою очередь, смогла бы примириться с таким тоном. Но Хелин остановилась, словно собака, хозяин которой внезапно натянул поводок. Лицо ее было бледным и напряженным.
— Итак, — сказал Эрих, снова повернувшись к Беатрис, — как ты представляешь себе свой праздник?
Беатрис ничего не представляла, и лишь выжидающе посмотрела на Эриха.
— Надо пригласить гостей. Кого ты хочешь здесь видеть?
У Беатрис не было ни малейшего желания что-то праздновать, но она угадывала бьющую через край агрессивность, прячущуюся за отеческим дружелюбием, и решила, что разумнее будет принять предложение.
— Я хочу пригласить Виля, — сказала она.
Эрих удивленно вскинул брови.
— Виля? Великая дружба. Да-да, понимаю. Ну, в конце концов, это твой день рождения, тебе виднее, — было видно, что выбор Беатрис ему не по душе. — Кого еще? — он раздраженно побарабанил пальцами по столу.
Беатрис решила во второй раз попытать счастья.
— Мэй, — сказала она.
— Мэй? — переспросил Эрих. — Это та самая подруга, к которой ты хотела переехать в первую ночь?
— Да.
— Но ты ведь даже не знаешь, находится ли она на острове.
— Нет, не знаю, но, может быть, она здесь, и я хотела бы, наконец, с ней увидеться.
— Хорошо, мы это выясним. Ну, хорошо, значит, придут Виль и эта Мэй. Хелин, ты все организуешь. Еду, выпивку и все такое. Ты не против, если я тоже побуду с вами? Добрый Виль нуждается в поддержке. Не могу же я оставить его наедине с двумя прекрасными дамами.
С этого момента Беатрис жила лихорадочным предчувствием, что Мэй все еще находится на острове, и что скоро она, может быть, увидит свою подругу. Эрих обещал об этом позаботиться, он записал фамилию Мэй и ее адрес. Беатрис надеялась, что Эрих все сделает сразу после завтрака, но он решил потянуть время, получая немалое удовольствие от нервозности Беатрис.
Придя на урок немецкого, Беатрис передала Вилю приглашение, но при этом не преминула заметить, что идея праздника принадлежит Эриху.
— Я не хотела никакого праздника, но боялась, что он разозлится и придет в бешенство.
Виль медленно кивнул.
— Он любит давить на людей, даже своими благодеяниями.
— Сколько ему лет?
— Майору Фельдману? Думаю, что около сорока.
— Хелин будет двадцать два. Она намного моложе его, и он очень плохо с ней обращается.
Виль снова кивнул.
— Да, я тоже это заметил. Он обращается с ней, как с маленькой девочкой. Но, может быть, он и правда думает о ней, как о маленькой девочке — ведь она вполовину моложе его.
После урока Беатрис задумалась о том, зачем вообще Хелин вышла замуж за Эриха. Они с Мэй часто хихикали по поводу любовных отношений, хотя и сами не знали толком, о чем говорили. Мэй в то время увлеклась одним мальчиком из Сент-Мартина, и говорила, что очень его любит и теперь понимает, что заставляет людей жениться и выходить замуж. Беатрис рассказала об этом Деборе, но мать сказала, что Мэй пока мала для любви.
— Всему свое время, — сказала Дебора, — настанет день, и чувства сами откроются вам и вскружат вам головы.
Во всяком случае, Беатрис поняла, что любовь может толкать человека к неверным поступкам. Эрих был красив, и поэтому Хелин соблазнилась и захотела выйти за него замуж. Но теперь она влипла и наверняка, жалеет о своей опрометчивости. Беатрис дала себе слово, что сама будет осмотрительнее.
Выйдя на дорожку, ведущую к дому, Беатрис издалека услышала голос Эриха. В его голосе было столько злобы и ненависти, что Беатрис стало холодно, несмотря на ласковое августовское солнце, которое по-летнему грело землю. Было пять часов, в это время Эрих обычно находился в хорошем настроении, но сейчас он был почему-то раздражен и зол.
У ворот стоял вездеход, возле него — четверо вооруженных до зубов немецких солдат. Один из них держал карабин на изготовку.
Перед солдатами стояли два человека, чей жалкий вид являл собой разительный контраст в сравнении со здоровой упитанностью оккупантов. Оба были высокие и рослые, но стояли, ссутулив плечи и опустив головы. На худых телах болталась рваная грязная одежда. Щеки у обоих мужчин ввалились, лица были худыми и серыми. Свои шапки они нервно мяли в руках. Они явно испытывали сильный страх, а во всем их облике сквозила жуткая безнадежность. Эрих с надменным видом расхаживал взад и вперед и по-английски говорил этим людям:
— Вы будете содержать в порядке сад, и если я говорю «в порядке», то именно это я и имею в виду. На лужайке не должно валяться ни одного опавшего листа, а розы должны цвести, и не дай бог, если хоть одна из них поникнет. Вы лично отвечаете за это, вы поняли? Вы понимаете, что вам крупно повезло? Другие строят Атлантический вал и подземные бункеры. Они на самом деле надрываются, а перевозка камней — это очень тяжелая работа, уверяю вас. Но если вы сильно радуетесь и думаете, что у вас будет здесь вольготная жизнь, то вы очень ошибаетесь, — Эрих остановился и посмотрел на более высокого из двоих. — Смотри мне в глаза, когда я с тобой разговариваю. Как тебя зовут?