Храм над обрывом
Шрифт:
– Да, время быстро прошло, – глядя вслед Игорю, прошептал Виталий. – В последнее время, знаешь, Валера, проваливаюсь порой в эти воспоминания словно в омут. Так, что дыхание перехватывает, и сердце начинает болеть. Особенно здесь, в Лазорево. Ты минутку подожди, я сейчас.
Лежнин подошел к своему шоферу и с другим, начальственным тоном, не терпящим никаких возражений, сказал:
– Анатолий, ты как, не хочешь ноги размять? Смотри, там за домом виднеется теплица. Поезжай туда и попроси чистую банку или посуду наподобие банки. Ты собирал когда-нибудь березовый сок? Что за молодежь! Ну, попросишь Игоря – это он отошел от нас и вон он как раз к теплице идет – и поставите вместе, заодно научишься.
– Какая весна без березового сока? – сказал Виталий нормальным тоном, подойдя ко мне. – Еще день, другой и уже начнется лето: видишь, как начинает жарить? Надо успеть попить березовый сок. Не пойму я этих молодых: даже березовый сок не знают, как надо собирать. Скоро, глядишь, превратятся в бесполых существ, которые умеют только в смартфоны пыриться. Пойдем в дом Ивана или можем пойти в мой вагончик-бытовку. Он вон в том лесочке стоит, отсюда не видно.
Я сказал, что остановился в доме Ивана, и мы пошли туда. Некоторое время мы с Лежниным вспоминали свое деревенское детство, пока разговор не коснулся Ивана.
– А я помню, как Иван после девятого, вроде бы, класса пропадал все лето и появился только в конце июля,– сказал Виталий. – Может что-то и путаю: сколько времени прошло уже. Потом он, да, про тебя и говорил, наверное. И фотографии твои показывал. Он же заядлый фотограф в школе был.
– А эти фотки остались? – спросил я, вспомнив слова Максима.
– Нет, все сгорело в старом доме родителей Ивана. Вот мы и подошли к истории с Бенгуром. Все из-за него. Если бы не было волка, я был бы сейчас простой подполковник и, скорей всего, в отставке. Ну, давай по порядку.
РАССКАЗ ГЕНЕРАЛА ЛЕЖНИНА
В конце нулевых годов в наших краях появилась стая волков. В советские времена их здесь почти не было, хотя лесные массивы здесь порядочные в сторону Вятки, но по-настоящему большие леса уже с той стороны реки. Иван тогда, помнится, уже стены храма поднял было полностью, и окна уже были. Ну, а эти волки стали весь домашний скот в деревнях вырезать постепенно. Колхозов же не было. У фермера Самоделкина всю отару дорогих племенных овец почикали просто так, ради забавы. С охотниками тогда тоже был спад: старые поумирали, а молодые только пить водку умели. Я в то время здесь в районе был начальником милиции, и мне пришлось в приказном порядке заставить охотничье общество организовать облаву на эту стаю. Также была объявлены премиальные выплаты за каждого убитого волка из областного фонда. Стая-то эта обосновалась, как оказалось, в здешних местах. Волки же хитрые: там, где живут, стараются особо себя не проявлять. Но все же их вычислили и обложили со всех сторон. Большая стая была – около двадцати хвостов – всех добыли. Я сам, конечно, не участвовал, все это мне потом один из охотников рассказывал. Вожака со своей волчицей пристрелили возле логова, которое раскопали и нашли там трех маленьких полуслепых волчат. Охотники их покидали в мешки, загрузили шкуры, хвосты и поехали за премией. По пути они заехали к Ивану руки нормально помыть да воду попить: день был тяжелый, что и говорить. Иван увидел охотников (один из них доводился троюродным братом ему) и решил посмотреть на их добычу. А один из волчат в это время вылез из мешка и, как раз в тот момент, когда Иван заглянул в кузов ГАЗ-66-го, выполз в его сторону. Он взял щенка на руки и почувствовал родную душу, что ли: выпросил у охотников этого волчонка оставить ему. У Ивана прадед, говорят, еще до революции был охотником, и у них, как семейная реликвия, полулегально, хранилась старая «Бердана». Охотники заупрямились: за каждую голову награда была довольно солидная. К тому же они стали уговаривать Ивана, что, мол, это все пустое: у волчонка глаза еще полностью не открылись и он все равно не сегодня, так завтра, помрет. Вот тогда Иван выменял этого волчонка на старое ружье. А «Берданка» была гораздо дороже премии – они и согласились на обмен. Так Бенгур и появился у Ивана.
На самом деле, правду говоря, мы в то время с Иваном особо и не общались: разные были у нас интересы и цели в жизни, поэтому и поговорить даже не о чем было при встрече. Так как я сам тоже из Лазорево, а Иван был единственным жителем здесь, то, конечно, время от времени я заезжал сюда, но, повторюсь, разговора по душам у нас не получалось. Да и Иван стал слегка нелюдимым после смерти своей жены. Ему, на мой взгляд, было гораздо комфортнее в одиночестве. Поэтому и Бенгур стал считать его не за человека, а за волка. Я помню, как-то приехал после той облавы к Ивану, а волчонок у него за пазухой сидит, словно кенгуренок. Он кормил его из соски, долго выхаживал, словно волчица, клал спать рядом с собой. Ну, и, конечно вырос он за три года огромным монстром. Ты видел его? Во-во! А так как волк огромный, белый, красивый по волчьим меркам, то неизвестно откуда появилась волчица, как только дорос до известного возраста. Это мне сам Иван рассказывал. Вначале появились следы, а потом Иван сам увидал ее, и говорил, что она была также довольно крупных размеров и тоже довольно светлого окраса. Когда начинается любовь, то даже люди забывают своих родителей, а что тут говорить про волка – он исчез. Я думаю, у волчицы уже была небольшая стая, и она, почуяв Бенгура, поняла, что для стаи нужен именно он. Скорей всего, Бенгур убил старого вожака и сам встал во главе стаи. Может, так и было, а, может, и не так, только уже через месяц в соседнем районе, у уржумцев, и даже у вас, стало твориться такое – просто ужас. Могли за ночь почти без шума в какой-нибудь деревне вырезать всех собак и всю скотину. Люди по ночам боялись из дому выходить даже по нужде. Я тогда так и понял, что вожак скорей всего Бенгур. Он же круче батьки Махно, просто оборотень какой-то! Пришлось даже в воинской части роту солдат выпросить на неделю, чтобы прочесывать лес. В итоге нашли их! Охотники клялись, что убили вожака на крутом берегу Байсы, рядом с логовом; что всадили пять пуль из карабина, не меньше, только свалился он в бурный поток и не смогли труп достать из-за этого. Также они рассказывали про его смелость и самопожертвование, так как он сам выскочил под пули, когда возле логова они убили волчицу, а потом лопатами стали приканчивали ее волчат.
Бенгура не убили, а только тяжело ранили. От того места, где по нему стреляли, до сюда, расстояние около восьми километров. Как он прополз с тяжелейшими пулевыми ранами – одному Богу известно. На третью, после облавы, ночь Иван проснулся от какого-то слабого писка. А у него в старом доме, как только Бенгур повзрослел, была сделана миниатюрная пристройка для него: вроде бы большая конура, если смотреть со двора, а на самом деле внутри еще была дверца прямо в избу. Иван узнал стон своего друга. Он открыл эту дверцу и обнаружил почти бездыханного Бенгура, который был весь в высохшей крови и в глине.
Кому, как не Ивану, знать о пулевых ранах и как их лечить. Зная о проделках волчьей стаи, он не мог никому про него рассказать (хотя, кому он мог рассказать, если жил в одиночестве) или же вызвать ветеринара. Поэтому Иван сам каким-то чудом вылечил своего волка, и стали они после этой истории единым целым. Бенгур и так не любил, мягко говоря, людей только из-за того, что они люди, а после всего того, что произошло, он смотрел на всех, кроме Ивана, как на мух, которые жужжат вокруг. Но Иван был для него почти Богом, если у волков есть такое чувство. После того, так Бенгур вылечился, он постепенно стал еще более сильным, матерым и почти никогда не показывался на глаза чужим, если кто заезжал в Лазорево. Да и никто про волка, по-моему, и не ведал. Я сам случайно только его увидел через два года после той облавы. Даже сейчас он тут где-то, но его никто не видит!.. А еще через год случилось то событие, которое сыграло ключевую роль в моей карьере и, пожалуй, в жизни. Иван же даже не обратил, на мой взгляд, на него внимания – он жил одним своим строительством храма.
Дело было так. Группа из трех особо опасных рецидивистов убежала из СИЗО в Удмуртии и, угнав машину, исчезла. Пока обнаружился побег, пока хозяин угнанной машины заявил в милицию, пока поняли, что уголовники скрылись именно на этой машине – их даже след простыл. Прошла наводка, что, по всей видимости, они перебрались в Кировскую область, потому как в самой Удмуртии их пребывание никак не обнаруживалось. К тому же, один из рецидивистов был родом из Уржумского района. По всей видимости, они по грунтовым дорогам (дело было летом) добрались до Вятки, утопили угнанную машину, а сами на лодке перебрались на эту сторону и решили, может, добраться до Йошкар-Олы, а дальше на автобусе доехать до Москвы и там затеряться. В нынешнее время у всех же есть телефоны, и просто так не побродишь даже по глухим деревням. На их беду, и на наше счастье, забрели эти уголовники ночью сюда. Перед этим, за два дня до этого, они изнасиловали, долго измывались, а потом повесили двух женщин, которые собирали грибы в десяти километрах отсюда, в Уржумском районе. Мы про это только потом узнали.
Была тихая августовская ночь. Светила полная луна. Иван, как он мне потом рассказал, проснулся от странного звука. Он прислушался и понял, что это Бенгур шкрябает по оконному стеклу. Иван насторожился, так как волк так никогда не делал. Он подошел к окну – Бенгур отскочил и встал так, чтобы в лунном свете было хорошо видно его. Волк глядел в сторону чащобы, растущей вдоль обрыва – это в ту сторону, где баня. «Что бы это значило?» – подумал Иван и стал всматриваться в том же направлении. Вдруг мелькнули еле заметные силуэты в лунном свете.
– Бенгур, – тихо прошептал Иван, – я открою твою дверцу на всякий случай.
Волк вначале шевельнул одним ухом в сторону своего друга, затем повернул голову, и в темноте сверкнули уверенные в своей силе глаза настоящего зверя. Иван убрал люк в конуру, выкрутил единственную лампочку в доме из патрона и сел в спокойном ожидании незваных гостей.
Их было трое, и все были вооружены: у одного был автомат, у второго – охотничий карабин, у третьего – пистолет. Иван, сидевший так, что его не было видно в простенке между двух окон, ждал, когда все войдут в дом.