Храм над обрывом
Шрифт:
– Вы бы хоть постучали для приличия, – сказал он, когда незваные гости, осматриваясь в полумраке лунного света, дошли до середины избы.
Один из вошедших включил фонарик и ослепил им Ивана, направив свет ему в лицо.
– Мы бы постучали, да дверь оказалась открытой, – послышался немного сиплый голос, за которым последовал издевательский смешок.
– Дядя, – сказал второй голос, в котором чувствовался ледяной властный оттенок, – у нас мало времени вводит тебя в курс дела. Если хочешь дожить до утра живым и здоровым, дай нам, пожалуйста, свой паспорт, все свои деньги, одежду и обувь, а также нам надо поесть. И включи свет!
– Лампочка последняя перегорела. Магазинов здесь нет в радиусе семи километров, – спокойно ответил Иван, отводя глаза от слепящего света. – Так что, придется без света. Да и паспорт не могу дать – она нужна мне для дела. Деньги могу дать, но не все. Разве вы не видели,
– Дядя, – прозвучал тот же ледяной голос, – видимо, ты не понял? Если я сказал «пожалуйста», то это не значит, что я прошу. Ты должен бояться нас и очень сильно – это может спасти твою никчемную жизнь!
– Чем желать мне смерти, пожелайте лучше себе жизни.
– Уж не угрожаешь ли ты, жук навозный, – прошипел сиплый голос, и опять послышался издевательский смешок, похожий на голос гиены. – Смерти не боишься?
– А вы, смотрю, не только смерти, но и жизни боитесь? Жизнь – это сон, но не ищите зря того, кто может вас разбудить.
Послышались решительные шаги, и Иван, вместе с мелькнувшим перед лицом прикладом карабина, который на мгновение заслонил слепящий свет от фонарика, увидел черную тень, метнувшуюся из стены. Иван не почувствовал удара, просто стало темно и тихо. Когда он пришел в себя, то первое, что бросилось в глаза – красный тусклый свет. Иван медленно приподнялся на одну руку, а другой потрогал сильно болевший лоб – он был рассечен, но кровь текла не сильно. Только сейчас Иван заметил, отчего вокруг залито красным светом: на полу лежал фонарик и он был весь в крови. Иван, шатаясь, встал, достал из шкафа лампочку и вкрутил в патрон. Загорелся яркий свет, и у Ивана подкосились ноги от страшной картины: на полу лежали три растерзанных до неузнаваемости трупа, причем две головы были оторваны и валялись отдельно в стороне, третья же голова лежала под углом девяноста градусов к телу и держалась на каком-то кусочке плоти. У одного трупа была оторвана рука по локоть, у другого – вырвана половина бока и оттуда вывалились внутренности, а у третьего – вывернута нога в колене, а ступня оторвана. При этом, на всех телах почти не было одежды. Иван медленно опустился на лавку и только тут обратил внимание, как в сенях, за открытой дверью, сидит Бенгур, и, глядя на него украдкой, вылизывает свои испачканные лапы. Волк все своим видом показывал: он сделал все, что от него требовалось, а дальше ты уж сам разбирайся в человеческих делах.
У Ивана не было моего личного номера, но, слава Богу, дозвонился, хотя и не сразу. Ну, это к делу, так скажем, не относится. Он боялся за Бенгура: вдруг за тройное убийство возьмут да засудят усыпить его. Иван же только догадывался, что это были бандиты и не знал, что они вытворяли до этого. Но в итоге получилось все хорошо. Я взял с собой троих сотрудников, которых давно знал и доверял, и приехали сюда к Ивану. Вот тогда и мы поняли, что Бенгур – это какой-то ангел смерти. Было такое чувство, что он отомстил за убитых своих родителей, за убитую свою подругу-волчицу и за своих маленьких волчат. Иван, когда нас встретил, даже не захотел зайти с нами еще раз в избу. Мы молча осмотрели и вышли. Я без слов понял, чего Иван боится.
В то время у нас в области поменялся наш начальник, и ему требовались заместители. Мне шепнули знакомые люди из областного управления, что моя кандидатура также рассматривается, но в списке я иду под третьим номером. Вот я и решил Ивану помочь, и себе кое-что выгадать. Побег этих рецидивистов взбудоражил три региона, и сам Президент требовал быстрее поймать их. И вот что, значит, я предложил Ивану: мы немного постреляем туда-сюда, вызовем под шум стрельбы подмогу, а перед появлением отряда быстрого реагирования – подпалим дом. Ивану эта идея понравилась, и мы так и сделали. Конечно, под мои гарантии, что к зиме у него будет новый дом, притом лучше старого. Родительский дом его, конечно, он и есть родительский – таки жалко. Иван тут, правда, меня сильно удивил: когда я предложил ценные вещи из дома вынести, он наотрез отказался, сказав, что ничего особого там нет, а для чистоты эксперимента нужно делать так, как было бы в действительности, если бы в доме засели бандиты. На том и сошлись.
Все получилось замечательно с нашей постановкой! Только, Валера, сам понимаешь – это все между нами, хорошо? Мне дали орден, ребятам – боевые медали, внеочередные звания и большие премии, а Ивану построили под моим руководством приличный дом из клееного бруса. А еще через месяц я стал заместителем начальника ГУ МВД по области в звании полковника. И вот что я скажу: мне, вроде, бояться некого, но когда вижу Бенгура, то от его взгляда до сих пор меня бросает в холодный пот, и какой-то дикий страх, который бывает в детстве, и от которого начинает сжиматься сердце.
За разговором прошло незаметно почти три часа, когда в окно постучались, и послышался из-за стены глухой голос водителя Лежнина:
– Товарищ генерал-лейтенант! Вы просили в двенадцать ноль-ноль напомнить, что нам пора ехать.
– Да, Толя, спасибо! – хорошо поставленным командирским голосом ответил Виталий и стал прощаться. – Рад был познакомиться с тобой. Нам действительно пора: область большая, а дел еще больше. Сейчас пойду, обниму отца Савву, и двинем. Кстати, ты окрестности здешние обходил? Нет? Обрати внимание на приготовленные фундаменты. Большой дом – он как бы пока общий, и построен он аврально в такой конфигурации. Дальше в планах у всех намечаются свои собственные хозяйства. Я вот тоже решил постепенно начать строить свой дом у себя на родине. Не хочу под старость среди детей и внуков: здесь мои родители и деды лежат, да и интереснее тут. Я это к тому веду речь, что, может, понравится тебе тут, и тоже захочешь начать строиться. Ты только скажи Максиму и на следующий год у тебя будет здесь свой дом со всеми удобствами.
– Ну, и где мой березовый сок? – послышался голос Лежнина, когда он вышел за дверь.
Я вышел посмотреть: сколько смог собрать березового сока лейтенант. На мое удивление, он держал в руках полную пятилитровую пластиковую бутыль.
– Мне отец Савва сказал, что березовый сок уже не идет. Уже на них листочки проклюнулись. Я попробовал поковырять, и действительно – сухо. Вот и набрал воду из родника. Батюшка сказал, что она живая и лучше березового сока.
Генерал, молча, с укором посмотрел на своего водителя и зашагал к храму. Я пошел за ним.
Проводив вместе с отцом Саввой генерала, я решил пройтись вдоль речки и дойти до поля, где слышался рокот трактора. Везде все зеленело буквально на глазах. Погода была изумительная, точь-в-точь как вчера, только чуть теплее. Как бы ни красиво было все вокруг, меня это не могло отвлечь от анализа всего того, что я услышал вчера и сегодня. Даже без Бенгура ничего нельзя было понять и объяснить логически, а тут еще фантасмагорическая фигура волка. Я учился всю жизнь конструировать разные изделия по параметрам и требованиям заказчика. Очень сложно создавать вещь, которой еще никогда не было. Как же бывает трудно, шаг за шагом идти к цели! И на этом пути для главного конструктора очень важно выслушать каждого из команды, проанализировать всю информацию, увидев контуры будущего решения, уметь разложить на этапы дальнейшее продвижение вперед и так далее. Из всего этого для меня всегда самым важным было именно выслушать всех: когда разные идеи, словно слои, ложатся друг на друга, они всегда вместе дают решение той или иной, на первый взгляд даже невозможной, задачи. Сейчас, шагая по сухой прошлогодней траве, через которые пробивались шелковистые стрелки новой зеленой поросли, я поймал себя на мысли, что я словно нахожусь на своей работе: надо последовательно узнать у каждого, что происходило конкретно с ним после смерти Ивана, чтобы мне понять, как все эти люди очутились здесь. Со слов Лежнина, Иван никак не мог показать Максиму мою школьную фотографию, так как он сжег все вместе со своим старым домом. Почему же тогда Максим сказал мне неправду? Пока же больше всего у меня вызывало недоумение все тот же факт, что люди, не знавшие о существовании Ивана за три месяца до его смерти, вдруг после похорон оказались здесь, и притом живут так, как будто бы они все друг другу являются очень близкими родственниками. Да что там родственники? Как раз родственники порой бывают такими врагами или чужими друг другу, что – Боже мой! Здесь же они близкие по духу, хотя все до невозможности разные на первый взгляд. Я уже знал все про жизнь Ивана до того момента, как к нему приехал отец Савва в позапрошлом году в начале сентября. И монах приехал именно потому, что Иван был один и стал чувствовать себя плохо. Я повернулся и зашагал обратно: мне не терпелось разузнать у отца Саввы про последнюю осень Ивана, а также хотелось разузнать про то, как появился образ Спасителя в храме.
Почему-то я решил, что старый монах должен находиться в храме, и поэтому, возвратившись обратно по хорошо утоптанной тропинке вдоль берега, начал было подниматься по каменной лестнице вверх, когда в глаза бросилась фигура отца Саввы, сидящего под небольшим навесом в метрах ста ниже по течению. Со стороны тропинки этот навес, похожий на автобусную остановку в уменьшенном виде, был незаметен из-за кустов шиповника, которые были обвиты и обмотаны высохшим диким хмелем. Я вспомнил сразу же картину, нарисованную женой Ивана, увидев эту беседку: именно так она была нарисована там. Уже подходя к отцу Савве, я услышал довольно сильный шум воды. Сомнений быть не могло – родник тоже есть!