Храм над обрывом
Шрифт:
После ужина Игорь взялся показать мне котельную. Опять же, название оказалось очень условным: внутри кроме самого помещения с котлами, коих насчитывалось четыре штуки, были еще душевая, два туалета и две жилые комнаты с маленькими окошками под потолком.
– Это мое царство, – сказал Игорь, когда мы оказались внутри здания. – За отопление и горячую воду, впрочем, и за холодную, ответственен я, и поэтому, можно сказать, я тут живу постоянно. Хотя мне по душе ночевать рядом с отцом Саввой, что я и стараюсь делать: там же тоже много комнат на втором уровне. На самом деле и зимой мы постоянно вечерами собирались вокруг печки в летней столовой. Дров много в лесу: я натоплю, бывало, печку, – а от дыма и воздух на улице в мороз кажется пряным, и внутри тепло и уютно от огня. Квартира, которая считается моей в доме, так и не обжита, да и сам дом отделывать
– Нет, – сказал я, – еще успеем.
Потом мы прошлись по предполагаемой проектируемой улице Лазорево, рассматривая подготовленные фундаменты для будущих новых домов.
– Видишь ли, – говорил Игорь, исполняя роль гида, – храм стоит на обрыве, и поэтому близко к нему нельзя строить. Ты, Валера, инженер и понимаешь наверняка, что здание храма построен вопреки всем строительным правилам. По крайней мере, так сказал подрядчик, или кто там, по дорожным делам вчера. Если не знать, что внизу огромный бункер, можно подумать, что первым же дождем церковь смоет в Пижу.
Я опять вспомнил слова генерала Лежнина о закладке дома и даже, осмотрев территорию, выбрал виртуально место для своего.
Было уже почти темно, когда я пришел в «свой» деревянный дом. Было половина десятого. Не включая свет, я поднялся на второй этаж, чтобы, по совету отца Саввы, следить, когда выйдут на улицу Максим и Соня. Меня поразила спартанская обстановка комнаты, где жил Иван: кроме самодельной деревянной кровати с пружинным матрасом, двух больших книжных шкафов, набитых книгами, и прислоненного к стене раскладного стола-тумбы в ней ничего не было. Через весь потолок в длину была проложена струганая, хорошо обработанная доска, на которой были вмонтированы четыре точечных светильника и, кроме них, других источников света не было. На двух окнах, смотревших на восток и юг, висели спущенные пластиковые жалюзи. Я покрутил ручку у восточного окна, чтобы приоткрыть чуть шире их, и стал следить.
Прошло минут двадцать, когда из-за угла кирпичного большого дома появились Максим и Соня. Они о чем оживленно разговаривали. На плече Максима висела именно та объемная сумка, которую я видел на сиденье рядом с Соней, когда мы ехали сюда. Сама же супруга Максима держала в правой руке розовые пуанты, которые в сумерках как будто бы светились. «Зачем ей пуанты? – удивленно подумал я про себя. – Отец Савва говорил, что они должны пойти в храм. Еще и огромная сумка». Я спустился вниз, вышел из дома и медленно зашагал в сторону церкви, как будто бы ничего не зная о планах Максима и Сони.
– Валера, – услышал я позади себя голос Максима, – подожди.
Я повернулся и сделал немного удивленное лицо, как будто бы для меня стало сюрпризом наша встреча.
– Ты в церковь? – спросил он, когда они подошли ко мне.
Я кивнул головой. Максим взглянул на Соню. Я вспомнил слова отца Саввы о том, что у каждого своя молитва, – и мне все стало ясно, зачем Максим и Соня идут в храм. Я умоляюще взглянул на Соню:
– Я не буду Вам мешать, даю честное слово.
Соня рассмеялась тем же жизнерадостным смехом, какой я слышал в машине, когда я так опрометчиво опростоволосился, рассказывая про то, как мне нравится балерина Большого театра Софья Яхно, будучи перед этим не узнав ее. Мы все без лишних слов поняли друг друга, а Соня взяла меня под руку и повлекла в сторону храма.
Внутри храма было тепло и уютно. Еще на входе, снаружи, Максим открыл электрический шкаф и пощелкал автоматами, и когда мы зашли, то я не узнал внутреннее пространство: свод, на который днем я не обратил особого внимания, теперь казался огромным и уходящим ввысь из-за продуманного яркого освещения скрытыми светильниками; на все белые свободные участки боковых стен также падали световые пятна, из-за чего средняя часть оптически полностью трансформировалась. На алтарную стену свет прямо не падал, и оттого горевшие перед иконами за царскими вратами несколько лампадок светились небольшими звездочками.
Мы с Максимом сели возле стены, которая отделяла притвор от средней части, с разных сторон от проема по углам. Перед этим Максим мне шепнул, чтобы я старался не двигаться и тем паче разговаривать. Соня же тем временем сняла с себя легкий плащ и оказалась в толстовке и в широких штанах, которые она также сняла и предстала перед нами в репетиционном обтягивающем комбинезоне. Она села на скамейку возле правого придела, надела полосатые шерстяные гетры, затем грациозно надела и завязала пуанты и, – началось волшебство! Соня вышла на середину средней части и кивнула Максиму – заиграла не очень громко, но очень чисто и натурально музыка откуда-то из-под свода. До сих пор, вспоминая тот вечер, считаю для себя его одним из самых бесценных в моей жизни: мне стало так хорошо от созерцания движений Сони, впал в такое блаженство, что не заметил вовсе, как прошли почти два часа. Музыка была подобрана так, что Соня репетировала все самые сложные сцены из почти всех балетов мирового репертуара, но для меня все было единым целым. Я пришел в себя только от того, что перестала играть музыка, и стало тихо. Да, это был не танец, а молитва. Созерцая эту молитву Сони, мы с Максимом вовлеклись в нее с самого начала и стали ее соучастниками. Сама же Соня, как только музыка закончилась, обессиленная подошла к Максиму и почти упала рядом с ним так, что он едва успел подхватить ее. Она вся была мокрая, и пот лил с нее буквально градом. Я понял, какой ценой далась Соне эта молитва, и мне стало немного неловко за то, что я наслаждался, глядя на ее тяжелую работу. Мы молча просидели минут пятнадцать, пока Соня не отдышалась и не пришла в себя.
Так прошел мой первый полный день пребывания в Лазорево. Если посмотреть на него отстраненно, то было все статично, тихо и скучно, а на самом деле ничего невозможно было понять: богатый молодой миллиардер, звезда мирового балета, генерал полиции, бывший полковник ГРУ, китайская пара, два иеромонаха, бывший московский бомж и сказочный волк – все эти образы вместе создавали фантасмагорический коллаж. Даже я сам – разве не в их числе? И всех нас объединил после своей смерти мой детский друг Ваня. Какая-то часть этого пазла начала складываться, но только часть, и я чувствовал, что даже если одна деталь в самом конце не сложится, то не будет и целой картины. В данный момент я почти все узнал про жизнь и смерть Ивана, – какой великий человек жил рядом с моей деревней! Получается, двадцать лет назад, когда я приезжал хоронить свою маму, он был тут, рядом. В одиночестве тосковал по своей любимой, и в то же время строил величественный по своей красоте храм. И вот его не стало, а деревня Лазорево ожило. Моя же родная деревня умерла без меня. Единственно, что немного смущало меня, так это история с каким-то журналом – что же там такое было?
Также все ясно было с Игорем, отцами Саввой и Феликсом, хотя последнего видел только мельком. Они оба, Игорь и отец Савва, знали Ивана. Почти все ясно с китайской парой Годуновых, хотя непонятна история с пресловутым журналом, который целиком видел только Иван, но Денис видел страницы. Надо будет с ним поговорить. Интересно, если у них не было паспортов, то не генерал ли Лежнин помог преобразовать Динга и Ляна в Дениса и Елену Годуновых?
Самый загадочный человек в этом пазле, конечно же, Максим Колесов. Так быстро располагающий к себе всех, с энциклопедическими знаниями и такой молодой – кто он? И как он появился здесь – все так же до сих пор для меня было непонятно. Соня – жена Максима, и, соответственно, она просто вместе с ним. Вернее, она приезжает в свободное время, которого у такой звезды, как правило, почти что нет. Максим пока же почему-то не то, чтобы избегал разговора со мной, а, на мой взгляд, то ли не было времени, то ли ждал, пока я узнаю все про жизнь Ивана, а, может, и то и другое вместе. «Завтра приедет Яхно, – думал я, уже почти засыпая. – Надо будет узнать все о Колесовых: про отца и про Максима. Мне показалось, что Олег сам не знает, почему Максим приехал сюда после смерти Ивана. Зачем-то он сказал, что если Максим меня пригласил сюда, то расскажет все сам. Почему у него такая уверенность в этом?» Дальше мысли стали путаться, и я провалился в глубокий сон без всяких сновидений.
Следующий день прошел довольно прозаично. Начать хотя бы с того, что проснулся я в десятом часу. В летней столовой не было никого, и, позавтракав тем, что нашел в холодильнике, пошел искать отца Савву, чтобы напомнить на всякий случай, что я сейчас поеду в Мошкино, чтобы привести к вечерней службе пожилую женщину. Я нашел его вместе с Максимом в комнатке монаха под храмом.
– Доброе утро! – С улыбкой поздоровался со мной Максим. – В деревянном доме, смотрю, тебе понравилось спать? Я с отцом Саввой договорился, что как ты привезешь свою тетю Раю, – вроде бы ты так ее назвал, – так он и начнет службу после обеда.