Хранитель
Шрифт:
– Что вы тут делаете, молодой человек? – раздался сердитый голос сзади. Это был Энштен.
– Доброе утро, Самуил Степанович!
– Никакое оно не доброе. И вы не ответили на мой вопрос.
– Я вас искал, поговорить хотел.
– Не до разговоров мне, молодой человек. У меня идёт важный эксперимент. Покиньте, пожалуйста, лабораторию.
– Я просто хотел узна…
– Покиньте, пожалуйста, помещение и больше без разрешения никогда сюда не входите.
Учитель был явно зол. Журналисту ничего не оставалось, как ретироваться.
– Всего доброго,
Ручкин вышел из школы, огляделся по сторонам и закурил. «И чего это он так взъелся, – размышлял он. – Странный старикан, и опыты у него странные. И вино у него красное странное, и жидкость в пробирке. Что это? Новый алкогольный напиток или что поинтересней? Думаю, он как-то связан с красной землёй и со всеми событиями здесь».
Раздавшийся звук мотора прервал его размышления. К школе медленно подъехала машина скорой помощи, из которой показалось улыбающееся лицо мэра.
– Доброго утречка, Пётр Алексеевич!
– Доброе, Захар Аркадьевич.
– А я к вам домой заехал, а там вас нет.
– А как вы узнали, что я здесь, возле школы?
– Так чистая случайность. В церковь решил заехать, свечку поставить, мимо школы проезжаю, гляжу, вы стоите.
Не верил Ручкин в такие совпадения.
– Какие планы на сегодня? – спросил Семёнов.
– Как-то и не думал даже. Спросить вот хотел, где бы у вас помыться можно, а то уже вторая неделя пошла, тело чистоты требует.
– Есть! Есть такое место! – воскликнул мэр, хлопнув в ладоши. – Вы уж простите, что раньше не обеспокоился вопросом вашей гигиены, забегался. Садитесь в машину. Отвезу вас в чудо-место.
– Что за место такое?
– Баня! Чудо-баня! Поедемте скорее.
– А что за баня-то, общественная? – спросил Ручкин, садясь в автомобиль.
– Нет, это баня для администрации и для почётных гостей. Сейчас приедем, Ванюша-банщик баньку растопит, попарит вас. Я вот, к сожалению, компанию вам составить не смогу, – сказал Семёнов, ударив рукой по загипсованной ноге. – Гипс от пара и влаги размокнет. Но я вас в предбаннике подожду, потом посидим, пивка с рыбкой попьём.
– А как дела с карасём, которого вы поймали?
– Так порешил его. За ногу, так сказать, отомстил. Получится знатная таранка. Сохнет пока. Я вот что решил, Пётр Алексеевич, я теперь с каждой пойманной рыбой фотографироваться буду. Целый альбом создам. Потом внучкам показывать буду.
– Как там молодые, кстати? – поинтересовался Ручкин.
– Живут, гуляют, – ответил мэр. – Сами понимаете, в свадебное путешествие их не отправишь, вот пока по Красному богатырю и гуляют. Места у нас тут тоже, знаете ли, не хуже, чем в Париже.
Так за разговорами, не глядя, они и доехали до бани. Она представляла собой очень добротное строение, бревенчатое, с маленькими окошками и черепичной крышей. Из крыши выходила труба, с валящим из неё дымом.
– Я смотрю, банька-то растоплена, – сказал журналист, выходя из машины. – Прямо как будто ждали меня.
– Чистое совпадение, Пётр Алексеевич. Ванюша, наверное, заскучал, вот и решил баньку растопить.
Не успел мэр договорить, как из двери бани вышел высокий жилистый мужчина лет сорока, одетый в белую рубаху и белые кальсоны. На голове его белела лысина, а лицо украшала длинная окладистая борода.
– Доброго денёчка, господа хорошие! – сказал он и низко поклонился.
– Знакомьтесь, Пётр Алексеевич, это банщик наш, Ванюша. Это он так шутит, вы не обращайте внимания. Проходите вовнутрь, сейчас он вас веничком так отходит, мигом вся грязь и хворь выйдут.
– Спасибо, но я предпочитаю мыться один, – произнёс Ручкин и зашёл внутрь.
Есть что-то в банях магическое. Особенно в русской. Вообще Пётр Алексеевич бани не очень любил и даже к саунам относился равнодушно. Что с него взять? Городской житель, привыкший наскоро мыться в душе и бежать по делам. А баня – это целая философия, которая не терпит спешки и любит обстоятельность.
Ручкин попотел с полчаса, неспешно помылся, мысли его стали чистые, а кожа розовая.
Обернувшись в простыню, он вышел в предбанник, где его ждал, сидя за столом, скучающий мэр. Но мэр был не один, а в окружении кружек пива и вяленой рыбки.
– Присаживайтесь, Пётр Алексеевич, вот пивка холодненького с рыбёхой пожалуйте. Вы не поверите – сам ловил и сам готовил.
– Хорошо-то как! – сказал журналист, сделав большой глоток и разом ополовинив кружку.
– А то! – произнёс мэр. – Это ещё снега маловато выпало. А то в январскую лунную ночь выйдешь из парилки, да прыгнешь в сугроб снежный и понимаешь: вот оно, счастье! Эх, завидую я вам, мне ещё с моим гипсом не скоро удастся попариться.
– Я вот, Захар Аркадьевич, расспросить вас поподробнее хотел, про ваше село, – произнёс Ручкин, закончив с первой кружкой и перейдя ко второй. – Какова численность населения, состав структур и так далее? Так сказать, для общего представления.
– Село наше называется Красный Богатырь, – начал рассказывать Семёнов. – Население небольшое, но очень дружное, целых триста двадцать пять человек. Пять человек в администрации, трое в поликлинике, четверо в полиции. Ещё есть пожарная служба, там два брата работают. Но пожары у нас, тьфу-тьфу-тьфу, большая редкость. В школе два учителя работают, есть своя церковь, кладбище, магазин, и естественно коммунальная служба в лице дворника Фрола. Ну, вы его знаете. Остальные кто чем занят, кто на пенсии, кто на мелкой работе.
– А как вы зарплату получаете, вещи, лекарства где берёте?
– Раз в месяц ворота открывают и заезжает фура. Зарплату раздают, пенсии кому положено. Вещи привозят, топливо, бумагу, ну, в общем, всё, что нужно для жизни.
– Не скучно так жить, Захар Аркадьевич?
– Нет, Пётр Алексеевич. Знаете, я здесь родился, вырос, здесь и умру. Я другой жизни-то и не видел. Да и нравится мне здесь, красота ведь какая, родина моя.
– Да, и вы тут царь и бог.
– Ну, зря вы так, – возмутился мэр. Президент у нас с вами один, а я тут так, мелкая власть, за порядком слежу, за народ свой радею.