Хранители хаоса

Агеев Денис

«Ты упадешь! Упадешь! Точно упадешь! – твердил страх голосом самого Ибрагила. – Мост не выдержит, ты слишком тяжелый. Ты упадешь!». Когда волот сильно волновался, то почему-то называл себя от второго лица. Быть может, потому что видел и ощущал все как будто со стороны?

– Ибрагил! – снова раздался голос Дака. Кто-то за спиной вора крикнул что-то нечленораздельное.

Волот тяжело сглотнул. Вытер лоб запястьем. И с неимоверным трудом сделал еще один шаг.

– Эй, великан, ты что, высоты боишься? – спросил Нондер. В его тоне волот уловил насмешку и толику презрения. В другое время и в другом месте он, может быть, обратил бы на это больше внимания. Но не сейчас. Страх затуманил рассудок на столько, что Ибрагил не мог думать больше ни о чем постороннем. Все, кроме страха, стало несущественным.

Сверху послышался невнятный крик Немизии. Валькирия стремительно летела вниз, будто шла на таран.

– Ибрагил! – прозвучал изменившийся до неузнаваемости голос Дака. Таким голосом обычно кричат люди, внезапно чем-то напуганные.

– Быстрее… мост… ползут… – доносились до уха волота отдельные слова валькирии. Как назло, зашумел ветер, и что она кричала – разобрать было почти невозможно.

– Знаешь что, здоровяк, – проговорил некромант, – оставайся-ка ты здесь, – и отпихнул его своей костлявой рукой.

Толчок был несильным, но Ибрагил невольно пошатнулся на ослабевших ногах. Нондер шагнул было к мосту, но едва его нога коснулась старых досок, он замер, а через миг попятился. Волот несколько долгих мгновений не шевелился, но когда огромная, покрытая черной лоснящейся кожей тварь выползла из-за уступа и вытянулась почти в его, Ибрагила, рост, к нему, наконец, вернулось самообладание. Волот схватился за молот.

– Быстрее! Уходите! По мосту! Там внизу их десятки! – донес до ушей ветер голос валькирии. Владычица Валь-Кирина парила над Ибрагилом и Нондером, как ворона над падалью.

Чудовище заползло на уступ и перекрыло собой мост. Оно было огромным. Длинное пульсирующее тело, десятки ног, гибкий толстый хвост с жалом на конце и узкая, изобилующая множеством зубов пасть. Два длинных уса мотались из стороны в сторону, как маятники. Сколопенда-переросток. Очень-очень большой переросток.

Нондер грязно ругнулся, вытянул руку, из ладони вырвалась струя черноты и ударила в морду чудовищу. Существо пошатнулось, распахнуло пасть и оглушительно запищало. Некромант выпустил еще одну струю, чернее и гуще прежней, и многоножка отступила, неуклюже дернулась и сорвалась с уступа. За ней посыпались мелкие камни, а от края отвалился осколок размером с голову.

– Уходите скорей! Сюда ползут другие твари, – прокричала сверху Немизия.

Ее слова подтвердились почти сразу – из-за уступа высунулись усатые морды еще двух сколопендр.

– Ну что, великан, выбирай: или пачкать штаны от страха на мосту, или подыхать под челюстями этих красавиц, – с налетом усмешки произнес некромант.

Пришло время бросить вызов страху. Потому что Нондер был прав: или волот переступит через свои предрассудки, или умрет.

На миг он закрыл глаза и увидел заснеженные горы Волотарона. Облака проплывали так низко, что, казалось, до них можно дотянуться рукой.

– Вставай, сын, ты не должен стоять на месте, когда впереди тебя ждет столько работы, – раздался голос Делкхина Джубы Болдуна.

– Отец? – удивленно спросил волот пустоту, и изумился еще больше – его голос звучал непривычно, казался совершенно чужым.

– Вперед, сын. Только вперед.

Завыл ветер, снег закружил вокруг него в резвом танце вьюги. Ибрагил кожей ощутил легкое пощипывание мороза.

– Где ты, отец? Я тебя не вижу. – Волот стал озираться по сторонам, но кроме гор, снега и деревьев в отдалении ничего больше не видел.

– Я здесь. Рядом. И всегда был рядом, сын.

– Они же убили тебя, – сквозь зубы проскрежетал волот, чувствуя, как из глубин сердца к горлу подбирается гнев. Много прошло лет с тех пор, как он покинул родную страну, но память… от нее так просто не избавиться. И горечь утраты тоже не стереть даже временем.

– Убили, – протянул с усмешкой Делкхин Джуба Болдун. – Нет, сын. Они только умертвили тело, но дух… его невозможно уничтожить. Он всегда будет рядом с тобой. Будет помогать. Как сейчас. Как всегда. Но сначала ты тоже должен помочь себе сам.

– Ты же знаешь, что я боюсь смотреть с высоких гор, отец. Ты же помнишь, что произошло тогда…

– Я все помню, Ибрагил. Но сейчас ты должен забыть. Ты должен не помнить о том, что было тогда, чтобы пережить то, что есть сейчас.

– Я не могу, – покачал головой волот и выдохнул облако теплого пара. Вдохнул холодного, обжигающего легкие воздуха и поежился. Он отвык от морозов севера.

– Половина моей души уже отмерла. Но не тогда, когда изменники искалечили мое тело. Нет. – В голосе отца Ибрагила звенело страдание. – А тогда, когда я понял, что Ордан, мой младший сын, предал меня. Я помню тот час, тот миг, когда я понял, что часть моей души уже никогда не воскреснет. Потом пришли они… Но вторая половина меня по-прежнему жива, Ибрагил. И пока жив ты, она будет помогать тебе. Ты должен вернуться в Волотарон – ты знаешь это лучше меня. И ты сделаешь это. Ради меня. И ради себя. Но главное – ради своего народа. Но чтобы вернуться туда, сейчас ты должен переступить через свой страх.

В следующий миг Ибрагил оказался на уступе скалы. Той самой скалы, откуда сорвалась в бездну его мать.

– Сынок… – Горания Болгол Шумур стояла на самом краю обрыва и смотрела в глаза Ибрагила с такой любовью и с такой тоской, что в глазах волота сразу же закололо. Он потерял мать в семь лет. И уже давно смирился с этим, но сейчас, когда ее образ предстал перед ним, он не мог сдержать слез.

– Прости, я не смог тогда спасти тебя. – Глаза щипало все сильней, Ибрагилу страстно хотелось зажмуриться, чтобы не видеть матери, не вспоминать того, что произошло.

– Ты ни в чем не виноват. – Горания покачала головой и нежно улыбнулась. – Мой мальчик, зачем же ты себя мучаешь?

– Прости, – приглушенно произнес Ибрагил и всхлипнул. Как ребенок, как маленький юнец. Он не плакал много лет, но сейчас не мог остановиться. – Прости, мама, я не смог тебя спасти! – Он упал на колени, прижал руки к лицу и разрыдался. Боль сжимала душу раскаленными тисками.

– Ну что же ты, перестань, – звучал успокаивающий голос матери, и волот почувствовал нежное прикосновение ее руки у себя на затылке.