Хранители Кодекса Люцифера
Шрифт:
– Когда мы проедем это место, до Штаркштадта будет уже рукой подать.
– Тогда мы, по крайней мере, на некоторое время оказались бы в безопасности.
Киприан кивнул. Андрей щелкнул поводьями.
– Я, пожалуй, проеду немного вперед и осмотрюсь.
Проезжая мимо одного из конных солдат Мельхиора Хлесля, он хлопнул его по плечу. Солдат последовал за Андреем, а тот уже галопом понесся вперед. Киприан придержал коня у ослов, везущих страшный груз, и чутко прислушался к своим ощущениям. Ему еще никогда не доводилось ощущать вибрацию библии дьявола, и сейчас, в непосредственной близости от ее безобидной копии, он опять ничего не почувствовал. Вместо этого Киприан почувствовал давящий страх перед тем, что он не справится и не сумеет довести эту миссию до конца. Честно говоря, он сам не переставал удивлялся. Не в его характере было слишком уж сомневаться в себе, но эти новые ощущения поколебали его уверенность. Даже когда Киприан сидел в темнице в Вене и не мог предпринять ничего, чтобы не дать родителям Агнесс забрать ее с собой в Прагу, он не чувствовал себя таким беспомощным – и таким убежденным в том, что делает что-то не то. Неожиданно его переполнило такое горячее сожаление о том, что он лишь наскоро попрощался с оставшейся в Праге семьей, что ему стало больно. Он боялся, что никогда больше не увидит их.
– Не хотите ли рассказать мне об этом? – неожиданно раздался чей-то голос. Он с удивлением обнаружил, что рядом с ним пробирается по снегу смотритель винного погреба монастыря. Киприан невольно потянул за узду, чтобы конь отошел в сторону и дал возможность бенедиктинцу обойти глубокие сугробы с краю дороги. – Я имею в виду библию дьявола. Вы ведь тот самый Киприан Хлесль, не так ли? А вашего друга зовут Андрей фон Лангенфель. О вас двоих ходит столько легенд!
– И определенно все в них преувеличено, – заметил Киприан, безуспешно пытаясь заставить себя сконцентрироваться на словах монаха. – Мы с Андреем были всего лишь пешками в той партии, которую разыгрывали между собой Бог и дьявол.
– Такими, как Иов? – уточнил смотритель погреба.
Киприан задумался. Как Иов… Бог забрал у этого человека все, однако он, несмотря ни на что, не потерял веры. Замечание смотрителя погреба, казалось, настолько совпало с переживаниями Киприана, что он с силой стиснул зубы. Он так долго жил в мире с реальностью, что с трудом мог принять мысль о том, что сейчас пришла пора платить по счетам. Кто-то забрал себе настоящую библию дьявола, и тот факт, что пока еще никакой катастрофы не случилось, вовсе не означает, что она не может произойти уже завтра. А возможно, ненависть между католиками и протестантами, все время разгорающаяся и превращающаяся в большой пожар, и есть признак этой катастрофы? У дьявола достаточно времени, чтобы работать не спеша. Шесть лет, прошедшие с момента смерти кайзера Рудольфа и открытия, что монахи в Браунау охраняют не имеющую особой ценности копию, для него ничто.
– Нет, – ответил он. – В случае с Иовом всегда было ясно, что Бог по крайней мере на его стороне.
Смотритель погреба смущенно опустил взор. Неожиданно Киприан совершенно ясно понял, что допустил смертельную ошибку. Он не должен был участвовать в этой миссии; он не должен был позволять себе бросить Агнесс с детьми одну в Праге. С большим трудом подавив выросшую в нем панику, он увидел себя у теплой постели, в которой, свернувшись калачиком, спала Агнесс. Неужели с тех пор прошло всего лишь два дня? Ему уже казалось, что между ним и любимой пролегли целые недели. Он вспомнил, как выскользнул из постели, оделся, но перед уходом снова вернулся в спальню. Ему еще никогда не было так тяжело расставаться, как в тот раз. Он тогда развернулся и хотел уже осторожно уйти, держа сапоги в руках но Агнесс проснулась и тихо позвала его. Он замер у двери и встретился с ней взглядом. Короткий разговор, состоявшийся между ними, представлялся ему интимнее и нежнее, чем акт любви, которому они посвятили большую часть ночи.
«Давай, залезай обратно», – сказала тогда Агнесс.
Он любил ее. Он никогда не любил никого, кроме нее. Для него всегда на первом месте была семья. Да, он любил своего дядю Мельхиора Хлесля, он любил Андрея, он любил своих детей – однако самое большое место в его сердце всегда было занято Агнесс. Из-за нее он попал в тюрьму, из-за нее ворвался в охваченный пламенем дом, из-за нее практически в одиночку штурмовал монастырь, бывший настоящим укреплением, в котором в единое целое переплелись завет дьявола и паранойя аббата. Киприан не мог представить себе, что однажды наступит время, когда он Не будет просыпаться рядом с ней и рассматривать ее в ожидании, когда она откроет глаза и подарит ему поцелуй. А затем он просунет руку под одеяло, чтобы удостовериться в том, что и этим утром его любовь к ней получила весьма наглядное физическое подтверждение. Не то чтобы воспоминания о постели определяли его образ мыслей. На самом деле его мыслями овладевали воспоминания о тех моментах, когда они лежали друг возле друга, мокрые от пота и тяжело дышащие, донельзя уставшие, но одновременно парящие где-то высоко. Именно в эти драгоценные минуты у них не было никаких тайн друг от друга и никаких разногласий и казалось, что в мире не осталось ни одного человека – кроме них двоих.
«Давай, залезай обратно…»
Киприан ответил ей так же, как отвечал всегда: «Не беспокойся, я всегда буду возвращаться к тебе».
Куда он вернется, когда приедет в Прагу через пару дней? Может, снова будет гореть дом, только на этот раз рядом не случится никакого Киприана Хлесля, чтобы защитить его обитателей? Возможно, на этот раз развалины похоронят то, что он любит больше всего на свете? Честно говоря, Киприану так и не удалось понять, как Андрей смог продолжать жить после смерти возлюбленной. Он подозревал, что ему этот фокус ни за что бы не удался.
Киприан поднял взгляд, будто его ушей достигло неслышное сообщение, и увидел, что Андрей и его спутник галопом несутся обратно по дуге, которую описывала дорога.
– Неужели и правда из-за библии дьявола над всеми нами тяготеет рок? – спросил смотритель погреба, но Киприан отмахнулся от него. Что там прокричал Андрей? Недолго думая, он пришпорил коня, намереваясь помчаться навстречу несущимся во весь опор мужчинам, и животное рванулось вперед.
Обе картины он увидел почти одновременно. Смотритель погреба, неожиданно повисший в воздухе, будто его сбили с ног мощным ударом, свободно парил в окутавшем его клубе пыли, крови и обрывков одежды. Когда же Киприан повернул голову, он заметил солдата рядом с Андреем, будто вросшего в седло. Обе картины замерли. Он услышал хлопок первого выстрела, похожего на долго рокочущий гром, который бесконечно гремел у него в мозгу. Смотритель погреба выпучил глаза, словно все еще не мог осознать, что же с ним приключилось. Киприан понял, что если бы он не пришпорил коня, то оказался бы на месте монаха. Смотритель погреба медленно превращался в розовое облако, которым обернулось его взорвавшееся тело. Всадник впереди все увеличивался в размерах, будто собирался исполнить цирковой номер на лошади.
В этот момент звук второго выстрела достиг ушей Киприана, и происходящее снова вернуло себе нормальную скорость. Смотритель погреба тяжело рухнул в снег и остался лежать под сундуком. Всадник рядом с Андреем вылетел из седла и покатился по земле, как сверток с одеждой. Монахи закричали. Лошадь Киприана сделала полный оборот вокруг своей оси. Снег взлетел в непосредственной близости от аббата, и с обычной задержкой прогремел третий выстрел. Монахи бежали назад по дороге – плотная, охваченная паникой кучка, похожая на отару испуганных овец. Даже солдат из личной охраны кардинала Мельхиора будто парализовало, и они пялились на оставшуюся без всадника лошадь своего товарища, которая бежала, повернув голову в сторону, рядом с Андреем.
– Разойдись! – заорал Андрей. – Разойдись! Поодиночке им трудно будет в нас попасть!
Он пронесся мимо Киприана и монахов, и первые из них выскочили из толпы и побежали в разные стороны. В куче серых сутан мгновенно исчезла одна голова, одно тело упало на землю, и монахи попадали друг на друга. Четвертого выстрела Киприан уже не слышал. Он дернул за поводья и заставил свою лошадь помчаться вверх по склону холма, с которого раздавались выстрелы. В тот же миг он увидел большой отряд всадников, выскочивших из леса, в котором засели стрелки. Их предводителем был длинноволосый человек в дорогой одежде, размахивающий дымящимся мушкетом.
Киприан услышал, как Андрей попытался созвать пятерых оставшихся в живых охранников. Он вспомнил, что они не взяли с собой никакого огнестрельного оружия. Вооружение их состояло исключительно из арбалетов, нескольких ножей и одной пики. Он помчался к мужчинам так, будто на пятки ему наступала целая армия. Нападающие растянулись широкой дугой – классический маневр, чтобы взять соперника в клещи. Их предводитель издал крик и направил коня на Киприана. На скользком склоне конь споткнулся.
Они встретились подобно рыцарям во время турнира. Длинноволосый мужчина размахивал мушкетом, как дубиной, но Киприан нагнулся и тем самым избежал удара. Он выдвинул ногу, чтобы выбить противника из седла, но тот оказался на удивление ловок. Лошади промчались мимо друг друга. Киприан резко развернул свою лошадь. Его противник продолжал мчаться вниз по склону, в сторону монахов, суетливо бегавших и кричавших, как стайка маленьких детей. Из зарослей деревьев снова прогремел выстрел, однако на этот раз никто не пострадал. Киприан увидел, как один из нападавших бросился к монахам, изготовив к стрельбе свой длинноствольный седельный пистолет. Монахи кинулись в разные стороны, и стрелявший промахнулся. Нападавший дернул за поводья, достал топор из седельной сумки и, быстро размахнувшись, швырнул его в одного из монахов. Тот сделал обманное движение, и топор упал в снег. Всадник заставил коня встать на дыбы и попытался подставить монаха под убийственные удары копыт. Каким-то чудом бенедиктинцу удалось остаться в живых и на этот раз, хотя он упал на землю и покатился, в панике выставив руки и пытаясь отразить удары. Конь снова встал на дыбы. Внезапно промелькнула какая-то тень. Киприан увидел, как из тени вылетела фигура, а тень превратилась в Андрея, вращающего разряженным арбалетом. Нападавший вылетел из седла, рухнул на землю и замер; лошадь его убежала, делая дикие и неловкие прыжки. Монах поднялся на ноги и побежал дальше.