Христианская традиция. История развития вероучения. Том 1

Пеликан Ярослав

Из слов Евангелия от Иоанна, что «благодать и истина произошли через Иисуса Христа» и что Христос был личностным явлением «истины», следует, что единственным надежным источником христианской жизни являются слова и учения Самого Христа. Но, продолжает Ориген, слова Христа включают не только слова, произнесенные Им, когда Он был во плоти, ибо Христос был также Словом Божиим, действовавшим в Моисее и пророках. Поэтому утверждать авторитет слова Христова значит одновременно утверждать его преемственность с откровением, выраженным в Ветхом Завете. Эта преемственность является существенным элементом подлинного апостольского предания. Ее совершенно отрицал Маркион и, фактически, Валентин; по формуле Тертуллиана: «Один искажает Писание рукою, другой извращает смысл превратным толкованием». Ибо за Маркионовым отрицанием преемственности между Христом и Ветхим Заветом стоит его враждебность к Творцу и творению, все больше разделяемая валентинианами и другими направлениями христианского гностицизма. Монтанизм не возводит подобной клеветы на Ветхий Завет, но новизна нового пророчества, конечно же, предполагает умаление авторитета старого пророчества, будь то христианского или иудейского.

Ветхий

Завет настолько близок апостолам, что ветхозаветные высказывания можно читать как пророчества не только пророков о Христе, но и Христа — об «апостолах и всех верующих, которые следуют за ними». Миссия апостолов Христовых в мире, их провозвестие и их страдания — все это предсказано в Ветхом Завете. Само дерзновение, с которым Павел нападал на авторитет ветхозаветного закона, опирается на некую преемственность с Ветхим Заветом и на тождественность Бога закона и Бога, проповедуемого во Христе. В силу того что это преемство и тождество не подвергались сомнению при жизни апостолов, речь идет об истинно апостольском учении, и содержательно, и формально подтвержденном в церквах, основанных апостолами. Отвечая маркионитам и валентинианам, Ириней говорит, что «и апостолы, и их ученики» учили, как и Церковь учит, о различии, а также о единстве и согласии между Ветхим Заветом и Новым Поскольку апостолы, которых Христос «сделал свидетелями всей деятельности и всего [кафолического] учения», относились к закону Ветхого Завета как к установлению того же Бога, которого они познали во Христе, это означает, что они пребывали в преемстве с «первым Заветом». Антигностические отцы, отвечая своим оппонентам, пользовались их собственным оружием, утверждая, что сама основа гностической и особенно маркионитской аргументации — полемика Нового Завета, а именно апостола Павла, направленная против закона Моисея, — указывает на авторитет Ветхого Завета в апостольском предании. В поддержку своего убеждения в преемственности двух Заветов Ириней также цитирует некого пресвитера, который был учеником апостолов.

В то же время эта защита Ветхого Завета предполагала адекватность духовного толкования как метода выявления глубинного смысла Писания. Учение, согласно которому Писание имеет смысл, не лежащий на поверхности, было, как утверждал Ориген, единодушно принято всей Церковью и стало частью общепризнанного церковного и апостольского предания. Однако это представление было скомпрометировано гностическим использованием аллегорического метода истолкования не только Ветхого, но и Нового Завета, не только книги Бытия, но и Евангелия от Иоанна. Так, различение между душевным и духовным человеком в 1 Кор 2:14–15 гностики использовали для различения толкователя-гностика и толкователя- кафолика. Ириней же, цитируя это место из послания Павла, утверждал, что только истинно духовный человек может увидеть «божественное домостроительство» в Ветхом Завете. Два Завета принадлежат двум «народам», но, по апостольскому учению, Ветхий Завет содержит «образы» как Церкви, так и небес. «Исследовать Писания» значит обнаруживать подтверждения тому, что Сын Божий «повсюду рассеян» у Моисея и пророков.

В этом же пассаже отражен и иной аспект апостольской преемственности с Ветхим Заветом. Преемство между Ветхим Заветом и Новым существует потому, что Бог един, равно как и различие между двумя Заветами связано с двумя домостроительствами одного и того же Бога. Преемство Нового Завета с Ветхим требует преемственности между творением и искуплением. "Вся Церковь по всему миру получила это предание от апостолов», и, согласно этому преданию, единый Бог, Творец неба и земли, есть также и Тот, к Кому следует обращаться: «Отче наш». Из истории Ветхого Завета явствует, говорит — вопреки Маркиону- Тертуллиан: именование «Отец милосердия» приличествует собственно Творцу, а именование «Бог благословенный» — Тому, Кто, согласно Быт 1:22, благословил все сущее, и Тому, Кого, согласно Книге пророка Даниила, благословили все сущие. Красота творений свидетельствует о том, что для Него не будет недостойным быть их Творцом, и это подтверждает даже история религии, не имеющая отношения к Ветхому и Новому Заветам. Ориген подытожил этот первый критерий апостольской преемственности в исповедании: «един Бог, Который все сотворил и устроил», «Он же есть Бог апостолов, Бог Ветхого и Нового Заветов».

Вторая форма преемственности в апостольском предании — преемство апостолов как верных провозвестников Христа по отношению друг к другу. Ориген говорит как о чем-то само собой разумеющемся об «учении апостолов», которые, подобно пророкам Ветхого Завета, были вдохновлены Святым Духом. Это определение апостольской преемственности направлено против отделения какого-то одного апостола от апостольской общины. Согласно Иринею, для ереси характерно то, что каждый еретик отделяет какую-то часть всецелого апостольского свидетельства, приспосабливая ее к своей системе, а затем возносит ее авторитет над авторитетом других апостолов. Эвиониты отрицали авторитет всех Евангелий, кроме Евангелия от Матфея; Маркион принимал только Евангелие от Луки; другие гностики, учившие, что Иисус пострадал, а Христос нет, предпочитали Евангелие от Марка; а валентиниане полагались на Евангелие от Иоанна. В особенности Маркион отрицал преемство апостолов по отношению друг к другу, утверждая, что Павел — тот апостол, который познал истину, ибо ее тайна была сообщена ему посредством особого откровения. Возможно, Маркион или его последователи даже учили, что другие апостолы не могли спастись, поскольку Павел был единственным, кто крещен во имя Господа. Поэтому, согласно маркионитам, борьба Послания к Галатам против «ложных апостолов» относится к Петру, Иакову и Иоанну и к распространившимся в Церкви поддельным евангелиям; и хотя Маркион не всегда под термином «ложные апостолы» подразумевал других апостолов, в своем учении он постоянно возвращается к конфликту между Петром и Павлом. Для Маркиона Павел был не одним из, наряду с другими, но единственным тем кто «не следовал проповеди апостолов».

Ответом Церкви на это возвышение Павла стало усвоение апостольского авторитета всей апостольской

общине и Канону Нового Завета. как следствие, подчеркивалось, что между учением Павла и учением других апостолов нет конфликта. «Петр был апостолом того же самого Бога, что и Павел», — заявлял Ириней; я по утверждению Тертулиана, мученичество Петра равно мученичеству Павла. Поскольку Маркион не только возвысил Павла над другими апостолами, но и возвысил послание к Галатам над другими посланиями Павла, поместив его на первое место в своем собрании посланий, кафолические критики Маркнона стремились доказать на основе послания к Галатам, что Павел считал себя частью апостольской общины и разделял ее учение. Посещении Павлом Петра о чем говорится в Гал 1:18, явилось признанием служения Петра общей веры и проповеди; «Павла, ставшего Проповедником из гонителя, братья отводят к братьям как одного из братьев, а они — к тем, которые приняли веру от апостолов». По существу, это было утверждение Павлова авторства Послания к Галатам на основе того, что говорит о Павле Книга Деяний апостолов не принятая в качестве канонической Маркионом и Кердоном — одной из ее тем было первенство Двенадцати апостолов И признание Павлом их авторитета. Рассказ, содержащийся в Послании к Галатам, рассматривался как логически и хронологически созвучный рассказу в Деяниях и даже идентичный ему. Ради достижения этого созвучия текст Гал 2:5 — «мы ни на час не уступили и не покорились» — был, по-видимому, изменен, чтобы сказать: Павел покорился; изменили его, очевидно, Ириней и Тертуллиан, то есть те, кто обвинял Маркиона в манипуляциях с текстом писаний Павла.

Предпосылкой этой гармонизации послужил усиливающийся авторитет нормативного корпуса писаний, где не только Павел Послания к Галатам и Павел Деяний, не только Павел и Петр, но апостолы как сообщество выражают единую апостольскую веру. Во всем мире апостолы воспринимались как основание Церкви. Неясно, с какого времени термин «Писание» в приложении к одной или более книгам, в конечном счете собранным в Новый Завет, начал приобретать тот же авторитет, что и Ветхий Завет. Как позволяет предположить 2 Пет 3:16, по крайней мере некоторые послания Павла уже стали достаточно авторитетными в этом смысле, чтобы подвергаться таким же искажениям, как и «прочие Писания». Выступая против подобных искажений, Ириней мог говорить об «изобилии предметов, содержащихся в Писании», и, как показывает контекст, подразумевать при этом не только Ветхий Завет, но и собрания книг, написанных апостолами. То, что апостолы проповедовали viva voce [устно], они потом «предали нам в Писаниях как будущее основание и столп нашей веры». Не соглашаться с содержанием этих Писаний значит презирать тех, кто пребывал в общении с Господом Христом. В словоупотреблении Иринея «Писание» могло еще означать не что иное, как Ветхий Завет, и почти в половине случаев это действительно так. Но оно стало включать также и то, что с этого времени и позднее может быть названо каноном Нового Завета.

«Канон Нового Завета есть авторитетное Писание». Для истории вероучения конкретизировать следует скорее сказуемое, нежели подлежащее этого предложения. Формирование канона представляет собой интересную и важную область исследования, и эта история требует нового изучения в свете текстов, рассматриваемых в настоящей главе. Нас же здесь интересует не процесс формирования самого канона и определения его границ, а учение об авторитете Писания. С исторической точки зрения, бесспорно, что это учение и этот процесс пересекались в том самом пункте, который мы разбираем, — в вопросе о критериях апостоличности. Как заметил Джон Нокс, «каноничность и апостоличность стали почти синонимами. Доказательство работало в обе стороны: Второе Послание Петра, поскольку оно, как считается, было написано апостолом, должно получить канонический статус; Послание к Евреям, поскольку оно со всей очевидностью заслуживало канонического статуса, должно быть написано апостолом». Перечень этих канонических, или апостольских, книг продолжал изменяться на протяжении столетий. Не изменялось лишь учение, впервые ясно сформулированное в противовес описываемым в этой главе ересям; оно гласит: в каноне Нового Завета звучат «голоса Церкви, от которой всякая церковь получила свое начало; голоса метрополии граждан нового завета», голоса апостолов Иисуса Христа.

В то же время, как заметил Ириней, если бы гностики столкнулись с аргументами, основанными на этих апостольских Писаниях, они бы ответили, что Писания не могут быть правильно поняты человеком, не посвященным в предание, то есть тайное знание, не преданное бумаге, а переданное от апостолов последующим поколениям совершенных гностиков. Кафолический ответ на это притязание, среди христианских авторов сформулированный наиболее полно именно Иринеем, заключался в апелляции к «преданию, которое происходит от апостолов». Однако, в отличие от гностического предания, это апостольское предание вполне открыто сохранилось в церквах, состоявших в преемстве с апостолами. Или, по формуле Оригена, это было «церковное учение, предание от апостолов чрез порядок преемства и пребывающее в церквах даже доселе». Вместе с надлежащим толкованием Ветхого Завета и правильным каноном Нового Завета это предание Церкви явилось решающим критерием апостольской преемственности для определения вероучения кафолической Церкви,

Было бы явным анахронизмом рассматривать дискуссии II и III веков через призму категорий, которые использовались в полемике о соотношении Писания и Предания в XVI веке, ибо «в доникейской Церкви. не существовало понятия sola Scriptum [только Писание], но не существовало и учения о traditio sola [только предание]». В то же время важно отметить, что под термином «предание» подразумевался весьма разнообразный доктринальный, литургический и экзегетический материал — от христологической интерпретации отдельных мест Ветхого Завета до толкования апокалиптических представлений в духе хилиазма; и этот процесс нарастания объема «предания» продолжался еще долго после окончания доникейской эры. Некоторые из наиболее важных проблем богословской интерпретации вероучительного развития были поставлены в ходе споров о содержании и авторитете апостольского предания как источника и нормы христианского вероучения и о соотношении этого предания и других норм апостоличности.