Христианский квартал
Шрифт:
Один уверенный, точный нажим - и цепочка, растущая из древка, легко огибает щит, обходит любой блок, а шипастая гирька, как чёрная молния врезается в спину врага, круша лопатки и рёбра, перешибая хребет... Хотя ни искусство, ни добротность оружия не сохранят в пекле сражения, если в голову залепит пущенный умелой рукой камень из пращи, грудь пронзит копьё, или обрушится с неба град стрел. Не говоря уж про потоки горящей смолы, что извергаются со стен осаждённых городов, обращая людей в живые, пляшущие факелы...
Ты взмахиваешь головой, стряхивая с глаз спутанные волосы. Вдыхаешь густой, переполненный сыростью и прелым запахом тины воздух. Огонь, крики, кровь, топот, страх, боль, дрожащая земля - всё позади. Больше не для тебя.
* * *
– Карманы проверь.
– сказал Володя, как только мы прошли через дыру в белом бетонном заборе.
– Ручки, зажигалки, календарики, проездные - всё прячь во внутренние. А то они живо обшарят, потом бегай за ними полчаса, упрашивай вернуть.
Послушно перекладываю мелкие предметы из наружных карманов во внутренние.
– Денег им не давай.
– деловито продолжает напарник, пока мы шагаем по направлению к широкому четырёхэтажному зданию.
– И вообще ничего не дари, кроме того, что заранее подготовил. Им и не нужно это, на самом-то деле. У детдома хорошие спонсоры. Дети каждое лето отдыхают на море, а каждую зиму ездят заграницу. Вон, в Швейцарии были тот раз. Игрушек - завались. На завтраках мандарины дают. А они всё попрошайничают. На самом деле так они внимания просят. Персонального.
Огибаем угол, хлюпая по луже, и я гляжу под ноги, как идёт рябь от наших шагов по низкому октябрьскому небу. Выходим во двор, где на качелях сидят двое тощих подростков. Справа - ступеньки к закрытой деревянной двери.
– Помнишь, что нужно сделать?
– тихо переспрашивает Володя, берясь за ручку.
– Да.
– Я покажу тебе его.
Входим в тёмную прихожую с характерным "детским" запахом игрушечной пластмассы.
* * *
Кэнтоз остановился. Пройдя пару шагов, замер и ты, рука привычно скользнула к тёплому, гладкому древку кистеня, продевая кисть в петлю. Бормотание шагов затихло и в тишине стал различим еле слышный плеск рыбы в реке... или во рву?
– Уже близко. - молвит длиннобородый спутник.
– Готов?
Готов ли ты? Глаза напряглись, проницая матовую пелену. На мгновенье показалось, что впереди чуть заметно темнеет какая-то глыба, но нет - ничего рассмотреть невозможно.
– Туман ведь. - говоришь ты.
– В туман и надо идти. Лучники со стен не разглядят.
– Тогда пойдём.
Снова скрип песка от шагов, да постукивание посоха - но уже тише, осторожнее. Возвращается собранность, строгость ума. Кэнтоз прав: лучше не рисковать с лучниками. Щита нет, только прикрытый плащом колостырь бережёт местами грудь и спину, но не более.
Но вот проступает обрыв, чёрнеет ров, впереди туман рисует странные, смутные очертания...
– Прикажи им опустить мост.
– говорит Кэнтоз.
– Только громко и уверенно.
Набрав в грудь пропитанного речным запахом воздуха, ты выдыхаешь, надрывая глотку:
– Опустить мост!
Ничего. А нет, какой-то звук перелетел через ров... Чуть погодя послышался скрип досок и повизгивание цепей. Чудо - но мост опущен!
Ты настороженно ступаешь на старые, крепкие доски. С каждым шагом всё чётче проглядывает арка ворот и фигуры стражников. Четверо. Ты щуришься, пытаясь разглядеть оружие. Сердце падает: алебарды! Ещё несколько шагов - и становятся различимы налатники и шлемы, бледные усталые лица - видно, утренняя смена ещё не заступила. Тощий юнец, чернобородый толстяк, коротышка с рыжими усами, плечистый здоровяк со сломанным носом...
– Их четверо! - шепчешь ты Кэнтозу.
– Вижу.
– тихо отвечает он, - Справимся. Прикажи им открыть ворота.
– Открыть ворота!
Левая ладонь сжимает рукоять меча, правая - древко кистеня. Кэнтоз стоит свободно.
Двойной стук в створку. Треск проворачиваемого изнутри колеса. Ворота медленно ползут вверх, открывая непроглядную черноту.
* * *
– Папа Вова, папа Вова!
Не меньше дюжины детишек с радостными криками облепили Володю. Двое устроились на коленях, ещё один залез с ногами на скамейку и ухватился за плечо, кто-то взял за руку, остальные тесно обступили, галдя наперебой.
Глядя на лицо напарника, я изумился. Даже не думал, что эта мрачная, грубая физиономия может преобразиться такой счастливой улыбкой.
– А как вас зовут?
– одна смугленькая девочка подошла ко мне.
– Дима.
– Папа Дима.
– она улыбнулась.
– А меня - Маша. А кем ты работаешь?
– Метанастройщиком. Вместе с дядей Вовой. Это очень важное дело. Мы спасаем миры.
По возможности, детям всегда надо говорить правду. Им и так слишком часто врут. Стоит ли удивляться, что потом вырастают люди, напрочь разочарованные в жизни?
– Правда? А как вы их спасаете?
– Когда нас просят, пытаемся перенаправить вероятностные векторы... Ну, то есть представь, что на краю стола стоит ваза. Если дёрнуть с другого края за скатерть, ваза упадёт на пол, верно?
– И разобьётся!
– Да! Но представь, что под столом стоит свеча, которая вот-вот должна догореть до пола и устроить пожар. И ваза, свалившись на неё, погасила огонь. И пожара не случилось. Здорово?
– Здорово! Папа Дима, а ты мне что-нибудь принёс?
Улыбаюсь:
– Скоро увидишь.
Справа, со скамейки, Володя машет мне рукой:
– Познакомьтесь с дядей Димой. Дядя Дима кое-что приготовил для вас...
Дети разом обернулись ко мне и напарник за их спинами ткнул пальцем, указывая Ильюшу. Худющий белобрысый мальчуган, с большим коричневым солдатиком в руке. Помню биографию. За неполные семь лет этому человечку столько довелось пережить, что никакими морями, швейцариями и мандаринами уже не компенсируешь. Даже по глазам видно. Слишком серьёзные и почти всегда настороженные.