Христианский квартал
Шрифт:
– Да. Хорошо. Зачем? Я тебе вышлю е-мейлом. Нет. Я занята. И в четверг тоже. Вряд ли. Пока.
Первые годы это было ещё уместно, но время шло, Мата взрослела и, кстати, всё более красивела, как спеющие яблочки наливаются соком. Да, мы к ней привыкли и привязались, но не могла же девочка всю жизнь провести при нас. Это нездоровье. А уж когда открылась её особенность... Нет, не то чтобы я хотел Мату куда-нибудь сбагрить. Просто мне казалось, что если она влюбится, если появится у неё, так сказать, простое женское счастье, то начнётся для Маты иная жизнь,
Как потом оказалось, мои предположения были, в общем-то, недалеки от истины.
Антончик - парень хоть и башковитый, но шебутной. И Мате он не нравился. Надо было ей серьёзно расширить круг знакомств. Во многом именно поэтому мы стали готовить её к поступлению в ВУЗ. "Выйти удачно замуж", как шутили в прежнее время. Даже специально на "факультет невест" направили, чтоб наверняка. Разумеется, ей я ничего о своих планах не сообщал. Мата поступила, под чутким руководством Кати и при тайной финансовой подстраховке с моей стороны.
Только когда она уже начала ходить на первые занятия, до меня дошло, что же я натворил. Отводя от горящего дома, вывел на минное поле. Того и гляди, начнут пачками дохнуть неадекватные преподы и хамоватые студенты. Вам, может, смешно, но посмотрели бы вы моими глазами!
Риск был велик. В какой-то момент, на второй неделе, я уж собрался забрать её. Но не стал. Ведь это, может, последний шанс для девочки нормально влиться в общество. С замершим сердцем я ждал. Неделя, другая. Первый месяц, второй. Конец семестра... Всё, вроде, шло замечательно. Мате нравилось. Впрочем, нравилось именно учиться. Мои надежды на социализацию не оправдались. Число звонков заметно увеличилось, уже не один Антончик звонил, и другие ломающиеся голоса извинялись в трубке, прося подозвать Мату. Но та всех методично отшивала. Помню, рассказывала она как-то про учёбу, и я спросил между делом:
– А как там у вас в группе, парни есть симпатичные?
– Не знаю.
– Как это? Ты же учишься с ними.
– А я на них не смотрю.
Хотел было спросить: "почему?", но сдержался. Лучше не задавать вопроса, если не готов услышать ответ. Но выслушать всё равно пришлось - пару лет спустя.
* * *
Мне всё было неспокойно. Всё хотелось проконтролировать. Уберечь. Начал я отпрашиваться с работы, заходил к Мате на переменах, познакомился с преподами и сокурсниками. В основном, естественно, там были сокурсницы, если не считать трёх худосочных очкариков. Я лебезил перед этими сопляками и соплюхами, расписывая, какая у Маты трудная жизнь, что с ней нужно помягче... Пивом угощал. Эх, дурак-дурак. Хотел их от беды уберечь, а вышло-то совсем наоборот.
Это было в мае, когда сессия уже вступала в апогей. Я узнал - причём случайно, - что Валя Гурьина, одна из сокурсниц, с балкона прыгнула. Жива осталась, но... восстановится вряд ли.
Тогда я решился наконец поговорить с Матой. Выбрал время, - Катька беременная на перине почивала, телек смотрела, а мы вдвоём в магазин пошли. И вот, идём, на солнце щуримся, тополиный пух ботинками разгоняем.
– Вальку-то за что?
Не удивилась, и взгляда не подняла. Ответила ровным голосом:
– Она вас оскорбляла, дядя Петя.
С тоски даже усмехнулся собственной тупости. Догадывался, что нелепо выгляжу со своей чрезмерной опёкой - всё-таки первый курс, а не первый класс. Но не думал, что могу превратиться в объект насмешек. Да что там могу - обречён. И автоматически обрёк тех, кто насмехался. Но...
– Это же ерунда, Мата. Мне ведь от этого ни холодно, ни жарко. Я даже не знал и не узнал бы никогда.
– Я знала. Такое нельзя терпеть, дядя Петя.
– Мата, это ненормально, когда за шутку, пусть даже злую... люди расплачиваются жизнью.
– Дело не только в шутке. Все, кто умерли, заслуживали этого.
– Может быть. - я вздохнул и покачал головой, - Но на сердце-то всё равно тяжело...
Она помолчала чуть, а потом вдруг кивнула, еле заметно:
– Тяжело.
Мы прошли до конца дома. На перекрёстке подождали зелёный свет, хотя машин не было.
– Я бы хотел попросить тебя на время оставить учёбу.
– Да, дядя Петя.
– Кате нужна помощь. А потом ещё больше понадобится.
– Конечно, дядя Петя.
На этом разговор закончился.
Мне хотелось верить, что дело прояснено и трагедий больше не последует.
Но всё оказалось не так просто...
* * *
Не хочу, чтобы вы представляли Мату, как какую-нибудь болезненную маньячку.
Она очень задорно улыбалась, хоть редко, но, что называется, метко. На её улыбку сразу же хотелось улыбнуться в ответ. Вообще была очень живая по натуре. Субботними вечерами мы втроём смотрели избранные фильмы, я сам выискивал их по прокатам, - только качественное. А потом обсуждали впечатления на кухне, за сушками и чаем. У Маты случались интересные наблюдения.
Катя научила её красиво одеваться. Ни о каких серых платьях до пола уже и речи не было. Вместе они мотались по рынкам, вместе подбирали. Ей нравилось светлое - белый, бежевый, бледно-голубой цвета. Ещё она очень полюбила зиму. Из-за снега. Могла часами смотреть из окна на метель и мотающиеся на ветру плакучие ветви берёзок во дворе. Как японцы на свои сакуры смотрят. Запомнилось: в синих сумерках на фоне окна неподвижный девичий силуэт, тонкая такая, с двумя косичками...
Но часами - это если дел по дому не было, а такое выпадало нечасто.
Я уже писал, что почти все хозяйственные обязанности взяла на себя воспитанница. При этом, находясь в полном послушании, Мата всегда держалась очень самостоятельно. Всегда чувствовалось: она делала так, потому что сама хотела и сама для себя решила, а не потому, что кто-то решил за неё, или она не могла иначе. Могла.
А не любила, кстати, позднюю осень. Слякотные ноябрьские дни, вроде того, в который она прибыла на российскую землю.
С отцом Мата переписывалась, но довольно вяло. Судя по её словам, старый негр неизменно передавал мне поклоны. Ну-ну.