Хроники боевых ангелов. Часть 2.
Шрифт:
Капитан развернул легионы добивать левый фланг, а нас поставил прикрывать их тыл от остатков правого фланга. Два легиона правого фланга желанием нападать в тыл нашим легионам не горели. Возможно, потому, что у половины состава было выжжено зрение. Они всё ещё стояли в строю и тёрли глаза, не понимая, что с ними случилось. Всё произошло слишком быстро для них. Небольшим группам здоровых энтузиастов хватило обстрела из луков.
Тем временем три наших легиона перестроились в разреженный строй и набросились с бока и с тыла на ближайший легион противника. Люди в нём были вооружены топорами и вилами. У них совсем не было доспехов. Очевидно, это было ополчение. Вражеский легион не простоял и минуты. Бегущая толпа этого легиона смяла следующий, вооружённый относительно неплохо. Пока они выбирались из кучи-малы, наши легионы пробежали на левый фланг и атаковали скученные и не понимающие, что происходит, легионы левого фланга. Здесь было только ополчение. Махи едва поспевала за строем бегущей пехоты и капитаном. Я помочь ей не мог - капитан приказал мне во главе двух конных взводов остаться и проследить, чтобы вражеские легионы правого фланга не устроили сюрприз.
Через несколько минут прозвучал новый сигнал. Наше конное подразделение бросило мучить два легиона правого фланга и выдвинулось вслед за отрядом. Похоже, легионы правого фланга противника стояли до сих пор в строю только потому, что боялись погибнуть при беспорядочном бегстве. Или просто не видели, куда бежать. Из их порядков доносился вой. Они начали понимать, что больше никогда ничего не увидят.
Капитан ещё издалека махнул мне в сторону ворот - из них всё ещё выходили новые подразделения. Мы развернулись к воротам. До нас долетело несколько стрел и камней пращников. Я скомандовал атаку светом. Шестьдесят щитов - это, конечно, не тысяча, но глазки мы им засветили. Пока они отходили от шока, мы подскакали поближе и начали расстреливать марширующие колонны в упор. Это были ополченцы, самые худшие подразделения. Из оружия - только копья да вилы, никаких доспехов. Мне было их почти жалко.
Шестьдесят человек - это немного. На учениях у нас считалось хорошим результатом отправить в цель четыре стрелы в первую секунду и по три в каждую следующую. Точность стрельбы у нас тоже была неплохая. Да и тяжело было промахнуться с такого расстояния.
Огромные луки почти в рост девчонок были нашим мучением. Их было тяжело носить, их было почти невозможно перевозить на коне. Стрелы к ним тоже были тяжелее обычных. Неподъёмные колчаны со стрелами натирали глубокие кровавые раны на нежных девичьих плечах. Но теперь всё это окупалось сторицей. Лавина стрел просто смела один легион и обратила в бегство другой. Ополченцы бросились к воротам и создали первосортнейшую пробку. Нам оставалось только иногда подгонять их единичными выстрелами. Не знаю, сколько человек погибло в давке, но явно больше, чем в бою.
Стрелы у нас начали заканчиваться, и мы отошли к обозу, который стоял совершенно беззащитный в стороне от сражения. К нему уже начали подбираться группы мародёров противника, а там всего-то двести возниц и тридцать маркитанток. Они восприняли наше возвращение как спасение. Мы пополнили запас стрел, позаботились о мародёрах и вернулись на поле боя.
Организованного сопротивления противника уже не существовало. Вражеские легионы, увидев, что ворота закупорились, впали в панику и помчались к воротам, чтобы успеть спастись. Тем самым они создали только ещё большую панику. К моменту нашего прибытия легионы противника сражались друг с другом за право первыми пройти через ворота. Проходили единицы, остальных затаптывали свои же в свалке. Наши легионы не очень настойчиво покалывали их сзади копьями - не для победы в единоборстве, а для поддержания паники. На поле боя в организованном порядке стояли только два легиона противника бывшего правого фланга. Очевидно, там остались только ослепшие, которые просто не знали, куда идти.
Через час всё было кончено. Остатки неприятельских войск закрылись в городе, ослепшие так и остались в поле. Капитан отвёл отряд на десять тысячешагов, и мы расположились в маленьком городке. Нас никто не преследовал.
Капитан выгнал из местного замка помещика и устроил в нём штаб. Впрочем, "замком" это назвать было сложно - просто большой дом с высокой стеной вокруг двора. Женскому взводу выделили три больших комнаты и одну маленькую. Маленькую я оставил себе и ближайшим подругам.
В этот день я впервые увидел, как женщины насилуют мужчин. Девчонки бросили коней нерассёдланными и сразу отправились по парням. Поначалу я не видел происходящего, так как был занят переноской Айсфинг. Княжна ставила на протяжении боя так много иллюзий, что потеряла почти все силы. Во время скачки она несколько раз засыпала в седле и пыталась упасть с коня. Последний отрезок я вообще вёз её в седле перед собой, как ребёнка. Мы отнесли княжну в казарму и только там обнаружили, что из личного состава почти никого нет.
Я прошёл по соседним домам, которые капитан отобрал у жителей для легионов, и везде обнаружил одну и ту же картину. Девчонки набросились на парней так, будто хотели немедленно забеременеть. Даже те, которые до этого и гладить-то парней стеснялись. Бойцы, впрочем, не особенно сопротивлялись. Какой-то извив психики - если несёшь весь день смерть, вечером надо дать много жизни? Сначала они находили тех, кто был им симпатичен. Потом, разрядив симпатию и не получив удовлетворения, они набрасывались на второго и третьего, пока не валились без сил в объятия первого избранника и не засыпали.
Парни, которым не повезло быть изнасилованными, отправились за разрядкой к маркитанткам и в город. Капитан даже не делал попытки их остановить, только напутствовал:
– Не забывайте им платить!
Мила и Мури не остались в стороне от общего помешательства. Стоило мне зайти в казарму, как они набросились на меня с криками: "Ну, где же ты был!". И начали срывать одежду. Мне удалось уговорить их хотя бы не делать этого по-настоящему, а обойтись только внешними ласками и поцелуями. Когда они заснули, я оделся, позвал с собою Малуни, которая испуганно пряталась в казарме, и пошел к капитану. На Малуни общая страсть почему-то не подействовала.
Капитан вымерял расстояния на карте и диктовал лейтенанту Маоио.
– Капитан, можно спросить? Что случилось с девчонками?
– Это обычно. Так и бывает после хорошего боя. Говорят, что души убитых хотят вернуться и жить снова, и это желание передаётся живым. Поэтому всем очень хочется после боя любви. Но я думаю... Как думаешь, что в мире приятнее всего?
– Любовные утехи? Наука?
– Убивать людей, малыш. Тебе когда-нибудь приходилось убивать человека? Не так, когда "все стреляли, и я стрелял", а так, когда ты видишь, как он замахивается мечом, чтобы убить тебя, но меч выпадает из его рук, потому что ты его перехитрил?
– Я дрался на мечах... нескольких ранил. Но умерли они или нет, не знаю, сударь. А сегодня весь день скакал с дудкой в руке.
– Это не то. Те, кто становятся воинами... они становятся как меч. И не могут быть ничем иным, кроме меча. Любовь или вино, всё это не идет ни в какое сравнение с возможностью убивать людей. Сейчас дамам и парням захотелось любви, чтобы доказать себе, что они ещё живы. Потом они уснут и встанут другими. Не людьми, а мечами. И главным для них теперь будет победить. Сходи к доктору, скажи ему сделать перерыв в перевязках, пусть промоет девчонкам семя. Мечи не должны быть беременными. Кстати, почему вы в разгар боя ушли от ворот?