Хроники боевых ангелов. Часть 2.
Шрифт:
– Стрелы закончились. Мародёры к золотым фургонам подбирались.
– Хм... ну ладно. Вы очень эффективно сегодня действовали. Передай взводу утром благодарность. И отдельную дополнительную благодарность за то, что перевязали и увезли раненых.
– Слушаюсь, сударь.
Операция по спасению раненых была на самом деле прикрытием для Айсфинг. Когда мы вернулись на поле боя и поняли, что для блокировки ворот много даже пеших легионов, я отвёл взвод к месту первого столкновения. Там оставалось несколько наших раненых. Мы перевязали их и доставили к доктору. Пока девчонки перевязывали наших парней, Айсфинг пообедала теми из врагов, кто был безнадёжен, но из кого ещё текла кровь. Я её прикрывал. Вскоре после этого она и отключилась...
Мы с Малуни послушно пошли к доктору. Тот сунул мне странный прибор с трубкой и бак с водой. Мы принялись ходить по девчонкам, будить их и делать промывание. Большинство не просыпались до конца и совершенно равнодушно относились к тому, что кто-то что-то делает с их интимным органом. Стоило их отпустить, как они тут же рушились к своим парням и, обняв их, засыпали снова.
В конюшне я нашел Махи. Она ухаживала за нерассёдланными жеребцами. Я принялся помогать.
– А ты почему не поддалась общему сумасшествию?
– Только простые люди, которые живут ощущениями, нуждаются после битвы в разрядке. Аристократы умеют контролировать животное в себе. Мне это с детства внушали. Для аристократов война - это часть жизни, после боя они отправляются не буянить, а подсчитывать новый расклад сил в борьбе за ресурсы, а заодно праздновать.
– Какие ресурсы?
– Не важно. Всегда что-нибудь в недостатке. Либо земля, либо рабы, либо продовольствие. Обрати внимание - все, кто ходил в школу, от истерии устояли. Алидора торчит в охранении со свом парнем, Луни пошла за водой, Танута во-он лампы зажигает.
– Не все. Мила и Мури на меня как волки...
Махи улыбнулась:
– У них сегодня тяжёлый день был. Ты обратил внимание, как они тебя телами прикрывали?
– Они? Меня? Телами?
– А когда им щиты доставать? У них в руках луки были. Кстати, о праздниках. Я бы чего-нибудь выпила.
Мы позаботились о лошадях и пошли к маркитанткам. Разбитные толстые тётеньки переходили от одного требующего утешения парня к другому, но в перерывах успевали наливать и кормить. Деньги текли к ним рекой.
Мы уселись на скамьи за длинными столами, вытащенными на площадь из ближайшего кабака. За столами напивались те, кого уже обслужили. Наше прибытие было встречено радостными воплями. Ребята наблюдали рывок конных лучников к воротам, последующую панику неприятеля и почему-то решили, что сражение выиграно исключительно благодаря нам. Мы попытались сказать, что всё было гораздо прозаичнее, но нам налили, велели молчать и спели славицу.
– Мы ни при чём, мы ни при чём, ишь, заладили, - смеялся наёмник из городских легионов напротив меня, - я смотрю, их впереди - вдесятеро больше наших, ну, думаю, тут до вечера мечом махать, и тут вся это толпа поворачивается к нам задом и дёру! Лейтенант кричит им: "Эй, вы, повернитесь к нам лицом, это невежливо!". Да какое там! Мы и не поняли, куда они так рванули, а оказывается, к воротам.
Публика смеялась, глядя на наши удивлённые лица. Было бы совсем хорошо, если бы отовсюду не нёсся визгливый смех маркитанток, которым те приветствовали очередного клиента. Легионер напротив меня ушёл, на его место сел Брун. Я не видел его целый день и был рад приветствовать.
– Что с девчонками творится?
– спросил Брун, - Никак не ожидал такого поведения от них.
– Капитан говорит, это нормально. И Махи говорит, только аристократы умеют сдерживаться, те, кого учили в детстве животную часть контролировать.
Тут у меня в голове созрела некоторая идея, которой я не мог не поделиться:
– Слушай, а что, если всем сказать, что все беды - от буйства животной части?
Махи и Малуни подавились вином.
– Не смейтесь! Ведь гнев, лень, боль, страх перед смертью - это необходимые животные чувства, без них никак. И стремление стать главой клана или первым парнем на улице - это тоже от животного чувства, стремления стать вожаком стада. В стае животных это работает, это полезно для выживания самых сильных. Только у людей эти чувства приводят к тому, что люди начинают делать то, что убивает мир!
– До сих пор ты вроде бы говорил, что все беды - от гордости. Звучало логично, - заметил Брун.
Махи и Малуни опять хрюкнули.
– Ещё один проповедник!
– засмеялась Танута.
– Лион дело говорил. Я когда понял, что гордость - это зло, перестал на подколы реагировать, драк в пять раз меньше. Я раньше очень обидчивым был, чуть что - в драку. А теперь могу быть спокойным и доброжелательным. Это красивее в десять раз, - начал горячиться Брун.
– Да ладно, как по нам, ты и так достаточно красивый. Ты как смел до сих пор ни одну девчонку не выбрать?
– притворно сердито обругала Бруна Луна.
Публика восприняла её шутку с большим восторгом. Брун засмущался. Я заметил, как из ворот замка вышли Айсфинг, Мила и Мури. Похоже, они проспались и захотели приключений. Поскольку мест за нашим столиком не было, они уселись за стол напротив. Я пустился в теории:
– Ну, гордость тоже вредна. Это которая болезненная гордость за чрезмерное самолюбие. Но это, можно сказать, высшее человеческое чувство, а животные чувства - они и помимо гордости действуют.
– Найдите ему бабу, она его и чувствам научит, и гордость укоротит, - засмеялся Аргио, один из самых старых наших братьев. Ему было далеко за сорок.
– Ха-ха-ха!
– одобрительно грохнули и девчонки, и другие наёмники.
Брун неожиданно серьёзно произнес:
– Лион, у меня к тебе большая просьба.
– Валяй.
– Отдай мне Милиаки.
Спина Милиаки, сидевшей практически за Бруном, напряглась.
– Да забирай. Но я ей не хозяин, решение от неё зависит.
Брун изумился:
– Как ты можешь так легко её отдавать? Она же красавица, умница...
Мила закрыла лицо руками. Парни за нашим столом, прекрасно видевшие Милу, уткнулись в кружки. Я начал играть на публику: