Хроники хвостатых: Ну мы же биджу...
Шрифт:
Ни она, ни сама Хината не заметили, что у старшей отчего-то грязные и пыльные ступни.
Дейдара работал осторожно. Ненавидя точность и педантичную аккуратность, он аккуратно выводил кистью на пустых свитках чёрные линии нужных печатей, добавляя пару иероглифов, чтобы бомбы не сдетонировали в дороге. Запечатывание взрывчатки – дело хлопотное, тем более такой, что взорвётся от воздействия любой чакры, а не только его.
Взгляд стоящего в дверях Сасори нервировал. Несмотря на то, что Акасуна**** куклой уже не был, Тсукури подозревал у себя гленофобию.*****
–
– Да, если вы этого и так не заметили. А что там с...
– Без изменений.
Конан до сих пор не очнулась. Крыть это перед Пейном становилось всё сложнее, и ей стоило бы прийти в себя на днях, иначе Лидер примется её искать. Хаюми сладко спала уже много дней, изредка морщась и ворочась. В какой-то момент, в очередной раз выгнав Дейдару из комнаты, Сасори переодел её в домашнюю одежду, увеличив иллюзию простого сна.
– А вот вы, Данна, были в отключке меньше.
Акасуна пожал плечами.
Чем старше человек – тем больше нужно изменений и тем медленней они буду проходить. И дело тут в возрасте тела, а у него на тот момент оставалась лишь ёмкость с переплетёнными жилами двадцатилетнего его; новое тело Сасори «выросло» из него.
А вот Конан...
Конан не знала, сколько прошло времени; прыжок, полёт и...
Бесконечный полёт.
Руки бесплотных духов поначалу помогали ей подниматься ввысь и дальше, а теперь она уже сама смеялась подобно своим сёстрам и тянула их за собой за руки. Хаюми чувствовала мимолётные касания и ласково дарила им свои, она летала и игралась с ними, наслаждаясь свободой и лёгкостью; не было у неё ни возраста, ни имени, не существовало селения Дождя и Акацуки, нигде не рождались Тоби и Ханзо и не умирал Яхико... Ей было радостно и хорошо, а мысли и сомнения растворялись в порывах кружащего её ветра.
– Идём с нами, сестра...
– Пойдём!
– Твоё тело такое тяжёлое...
– Отпусти его... отпусти себя...
Голоса были звонкими, но, сливаясь в общий шёпот, мягко обволакивали.
Поверить им... Послушаться их...
Это было бы прекрасно и легко.
– Забудь всё...
– Лети с нами...
– Позабудь свою грусть... избавься от скорби...
Забыть... Забыть всё... Грусть и скорбь...
Забыть... забыть Яхико?
Конан вздрогнула и вырвала руки из слабой хватки. У Яхико были такие тёплые глаза, такие забавно торчащие волосы, такая милая улыбка и яркие, солнечные мысли и идеи, которые могли бы изменить весь мир, так как Яхико любил его, этот убивший его мир.
Ещё он её, Конан, любил.
Хаюми замотала головой.
«Я не могу забыть».
– Почему?
– Сестра... останься!
«Нет... Мне надо назад!»
– Останься с нами, сестрёнка!
Женщина попятилась; ноги вдруг нашли опору. Откуда-то пришла полузабытая паника – назад, назад, ей надо назад! Домой, в Амегакуре, к Нагато, родному Нагато... Да даже Дейдару и Сасори она была б рада сейчас видеть!
Сасори нахмурился. Пульс Конан внезапно участился, и это ему не нравилось. Женщина задышала тяжело, часто и глубоко, сердечный ритм сбился.
Акасуна
Духи расстроились.
– Почему? Сестрёнка... почему?
«Там... дорогие мне люди... дорогой человек, – мысленно ответила Конан, позабыв, как говорить. – Мне надо назад...»
Сестры закружили её в объятиях и засмеялись.
– Дорогой человек...
– Как это так?
– Иди... иди сестра...
Её отпускали. Духи отдалялись, ветер усиливался, а Хаюми остро не хотелось оставаться здесь одной.
«Но... я не знаю как!» – отчаянно.
– Знаешь... не думай...
– Ищи...
– Тело... своё тело...
– Лети... ищи его и ты вернёшься...
Закружился ураган, и Конан закрыла лицо руками.
Тело... где же оно?
– Данна, я пошёл... – сообщил с порога решивший напоследок заглянуть к Хаюми Дейдара, но потерял конец фразы.
Замерший посреди комнаты Сасори не сводил глаз с Конан. Марионеточник словно окаменел, ни один мускул на его лице не был сейчас живым, а в руке он держал наполненный чем-то прозрачным шприц.
Тсукури осторожно окликнул его.
– Данна?
Акасуна кивнул на Хаюми. Дейдара посмотрел на неё и поражённо ахнул.
Конан менялась.
– Это... – кое-как выдавил из себя Тсукури.
– Она молодеет.
Сасори не обязательно было это говорить – и так видно. Вдруг Хаюми пошевелилась. Акасуна вовремя бросился к ней: попытавшись привстать, Конан тихо застонала, и марионеточник вовремя её подхватил.
– А... м...
– Не шевелись, – сухо.
Женщина послушно обмякла. Хотя какое там... Девушка, не больше двадцати пяти лет.
Хаюми понадобилось время, чтобы отдышаться и хотя бы немного прийти в себя.
– Где... – она с трудом приоткрыла тяжёлые веки, – я?
– У себя в комнате.
Конан кое-как повернула голову и наткнулась взглядом на севшего возле кровати на корточки Дейдару. Парень криво улыбался – выходило нечто среднее между нормальной улыбкой и лисьей ухмылкой – и, раскачиваясь с носка на пятку, подпирал голову рукой.
– С возращением, Конан-са-а-ан, – несерьёзно протянул он.
– К чему это твоя вежливость? – слабо усмехнулась Хаюми, так как Тсукури был фамильярен, и даже его «Данна» обладало нотками ребяческой задиристости.
Ни капли настоящего уважения в нём не было.
Конан посмотрела на поддерживающего её Сасори. Акасуна с лёгким удивлением заметил, что цвет её глаз изменился, но был уверен, что это временно. Дейдара в своё время тоже с полыхающе-алыми разгуливал, но всё прошло достаточно быстро.
– П... помоги мне сесть.
Сасори мягко и осторожно приподнял её, положив руку под спину, но давая Хаюми сесть самой. Женщина поморщилась и, не выдержав, вцепилась в рукав его одежды. Слабость постепенно отпускала, силы возвращались, а где-то глубоко в груди клубилась дикая и незнакомая чакра ветра.