Хроники Кадуола

Вэнс Джек Холбрук

«Ваш план не продуман, бесполезен и неприемлем во всех его вариантах и на всех его этапах, — пренебрежительно бросила Симонетта. — Поэтому он отменяется. Нет необходимости ссылаться на него в дальнейшем».

Госпожа Вержанс заставила себя улыбнуться: «Дорогая моя! Вы принимаете решения и распоряжаетесь так, как будто мы — ваши подчиненные!»

«Почему бы и нет?»

«Это нецелесообразно и не соответствует духу нашего совещания. Но давайте не будем об этом спорить. Существуют ключевые факторы, заставляющие нас проявлять умеренность».

«Не знаю я никаких ключевых факторов. И сомневаюсь в том, что они существуют».

Игнорируя

это замечание, Клайти Вержанс продолжала тягучим, настойчивым тоном: «Недавно имело место массовая миграция традиционных натуралистов из Стромы на станцию Араминта. Это наши ближайшие родственники — моя собственная сестра теперь живет с двумя детьми рядом с Прибрежной усадьбой. Каждый член партии ЖМО находится в таком же положении. Мы не можем поддержать предлагаемые вами бесчинства. Они равносильны варварству и дикости».

Стоя в тени, Глоуэн и Чилке следили за обменом репликами, пытаясь предсказать последствия.

«Они играют по разным правилам, — заметил Глоуэн. — И каждая считает, что выигрывает».

«Обеим не занимать энергии и настойчивости, — отозвался Чилке. — Клайти Вержанс, пожалуй, более красноречива. Только послушай ее! Она намыливает Симонетту с головы до ног прохладительным шампунем логики и рассудительности. Но он стекает с Симонетты, как с гуся вода».

Оба внимательно и серьезно наблюдали за тем, как перед их глазами разыгрывалась человеческая комедия: Клайти Вержанс набычилась, вокруг ее тяжелых челюстей обозначились напряженные жилы; Симонетта сидела, наполовину отвернувшись, всем своим видом изображая оскорбительное безразличие.

Ситуация мало-помалу менялась — об этом свидетельствовали малозаметные признаки. Прищуренные серые глаза Клайти Вержанс расширились и начали выпучиваться; толстая шея Симонетты слегка порозовела. Голоса повысились, стали резкими, напряженными. Клайти Вержанс потеряла самообладание: она поднялась со стула и схватила край стола обеими руками: «Я это уже объяснила, так оно должно быть, так оно и будет!» Она нагнулась вперед и ударила кулаком по столу: «Структурированная демократия — другого пути нет!»

«Не кричи мне в лицо, вонючая старая корова! — закричала Симонетта. — С меня довольно!»

Из груди Клайти Вержанс вырвалось гортанное клокотание: «Несносная тварь!» Она размахнулась и отвесила Симонетте даже не пощечину, а скорее мощную оплеуху. Симонетта свалилась со стула. Клайти Вержанс ревела: «А теперь слушай меня — и слушай внимательно...» Прежде чем она успела закончить, Симонетта тяжело поднялась на ноги и бросилась в нападение.

На песке острова Турбен началась беспощадная драка двух уже не молодых женщин — они плевались, повизгивали, пинались, рвали волосы, стонали и рычали, высвобождая давно не находившую выхода ненависть. Клайти Вержанс схватила величественную прическу Симонетты и повергла противницу на стол, разломившийся под весом правительницы Йиптона. Всхрапывая, как разгневанная лошадь, Клайти Вержанс двинулась вперед, чтобы нанести дальнейший ущерб, но Симонетта отбежала на четвереньках в сторону. Схватив отломавшуюся ножку стола, она поднялась на колени и ударила госпожу Вержанс этим обломком по лицу, после чего встала во весь рост, нанося новые частые удары по голове и плечам. Клайти Вержанс отшатнулась, споткнулась и упала плашмя на спину. Сопя, Симонетта бросилась вперед, опустилась тяжелым задом на лицо соперницы, зажала руки Клайти Вержанс своими ногами и принялась колошматить живот госпожи Вержанс ножкой от стола.

Окоченевший в шоке Джулиан, спотыкаясь, сделал пару шагов в направлении дерущихся: «Прекратите! Прекратите это безумие! Господин Бардьюс...»

Скутеры схватили его и затолкали обратно в павильон: «Вы не можете вмешиваться в переговоры. Соблюдайте правила!»

Клайти Вержанс, торс и руки которой были плотно прижаты к песку, болтала ногами в воздухе. Яростным рывком она умудрилась высвободиться из-под ягодиц Симонетты; раскрасневшаяся и задыхающаяся, она вскочила на ноги и повернулась к обидчице: «До сих пор ты мне только надоедала! Но теперь я разозлилась не на шутку. Теперь не будет тебе пощады!» Сделав два быстрых шага вперед, Клайти вырвала ножку стола из рук Симонетты и отбросила ее в сторону: «Ядовитая гадина! Уселась на меня свой потной задницей! Вот я тебе покажу!»

Бывшая смотрительница Заповедника Клайти Вержанс уступала Симонетте ростом и весом, но была гораздо крепче и сильнее благодаря частым прогулкам и здоровому образу жизни, а лодыжки ее были подобны стальным опорам. Ненасытная ярость Симонетты позволила ей продержаться гораздо дольше, чем можно было бы ожидать, но в конце концов она выдохлась и упала на песок. Госпожа Вержанс, ругаясь, как пьяный мужлан, пинала ее до тех пор, пока сама не почувствовала непреодолимую усталость — пошатнувшись, она шлепнулась на один из стульев. Симонетта лежала и смотрела на нее остекленевшими глазами.

Бардьюс нарушил молчание: «Что ж! Теперь стало ясно, какая сторона располагает преобладающими полномочиями, и мы могли бы снова перейти к рассмотрению обсуждаемых вопросов. Продолжим совещание?»

«Совещание? — простонал Джулиан. — О каком совещании может идти речь?»

«В таком случае...»— начал было Бардьюс, но его никто не слушал. Джулиан и Роби Мэйвил помогли госпоже Вержанс забраться в аэромобиль. Симонетта, посидев некоторое время на песке, встала и, хромая, прошла к своему ялику. Умпы молча взялись за весла и отвезли ее к лодке.

Экипаж «Рондины» разобрал павильоны, сжег на костре обломки стола и убрал мусор, оставшийся на участке. Угли костра забросали влажным песком; вскоре на берегу не осталось никаких следов пребывания людей.

3

«Рондина» поднялась в небо. Ко всеобщему удивлению Бардьюс взял курс на север, где не было ничего, кроме пустынного океана и полярной шапки льда.

Наконец Глоуэн спросил: «Почему мы движемся в этом направлении?»

«Как? — спросил Бардьюс. — Разве это не очевидно?»

«Для меня — нет. Командор Чилке, для тебя это очевидно?»

«Если господин Бардьюс говорит, что это очевидно, значит, так оно и есть. Но не спрашивай меня, в чем тут дело. Флиц, конечно, все может объяснить».

«Нет, — покачала головой Флиц. — На острове Турбен мне стало дурно».

«Этот эпизод оставил неприятное впечатление, — согласился Бардьюс. — Нам пришлось наблюдать очень откровенные проявления эмоций. Позвольте вам напомнить, однако, что я отказался делать какие-либо предположения относительно возможных результатов встречи, что было очень предусмотрительно с моей стороны — любая попытка предсказывать непредсказуемое возмутительна с эпистемологической точки зрения, даже в самой абстрактной форме».