Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
– Смотри, - приказала мать, стиснув ей локоть.
– Он погиб, как герой. Он не уронил чести Тоури.
"Не уронил чести"... К чему здесь это? Почему-то Уне подумалось, что тётя Алисия на месте матери просто выла бы от горя, не умея выдавить из себя ни единого высокопарного слова.
Она и будет так выть, когда узнает.
Уна оглянулась. На другой стороне дороги, под стволами нижних осин, шипел и ругался от боли Эвиарт; Савия, опухшая от слёз, перевязывала ему раненое плечо. Заросший холм над ними уже потемнел и казался почти чёрным, полным угрозы. Свет голубого
Рядом с Эвиартом комом валялась его рубаха и его кожаная куртка, обшитая железными пластинами... У дяди была точно такая же. В этот раз он решил поехать в Рориглан без доспехов - да и правда, зачем они ему, лорду, в родном наместничестве и в мирное время? Он не ждал никаких нападений. С обычными грабителями в лесу или на тракте он справился бы и так, а личных врагов в Ти'арге у него не было.
Или были?.. Те всадники - точно не простые грабители. Уна вспомнила, как слаженно и чётко они двигались, дрались, погоняли лошадей, как дождались их в засаде. Запланированная работа. Размеренная. Спокойная.
Так же безмятежно крестьяне Делга и Роуви косят траву и пропахивают поле. Так же Бри протирает тарелки на кухне или помогает матери-поварихе замесить тесто для пирога.
В грудь Уны склизким червём вернулась тошнота. Она заставила себя посмотреть ещё дальше - в нескольких шагах от оруженосца и служанки лежало что-то тёмное, завёрнутое в гербовый плащ... Окровавленное.
Она хотела подойти поближе, но её всё ещё пошатывало от слабости, а ноги и руки были словно чужими.
Слабость от Дара. Какое удобное самооправдание - на все случаи жизни... Должно быть, лорд Альен тоже пользовался им, когда оставил семью.
– Мы отвезём тело лорда Гордигера в замок, - сказала мать со скорбным смирением (как показалось Уне - чуть нарочитым). Скорее всего, она впервые назвала дядю Горо полным титулом; раньше ей такое и в голову бы не пришло.
– И похороним его со всеми почестями. Он бился с этими подонками до последнего, кем бы они ни были. Это смерть воина.
Женщина с малиновыми волосами в последний раз подышала на зеркальце и снова прикрепила его к поясу. Уну серебром оцарапал её взгляд - мгновенный, исподлобья, нечеловечески проницательный. Женщина жадно выискивала что-то в её лице.
Отражения смотрят так на всех людей с магией в крови - или дело в ней самой? Уне стало ещё больше не по себе - хоть и казалось, что "ещё больше" просто некуда.
Маленькая служанка громко высморкалась в лист подорожника. Она сидела у обочины, привалившись спиной к осинке, и с крупной дрожью раскачивалась из стороны в сторону. Она старательно не смотрела ни на рану Эвиарта, ни на тело милорда, ни на колдунью с зеркалом...
Ни на свою молодую госпожу.
Ничего уже не будет, как прежде. Отныне - действительно ничего. Это знание обрушилось на Уну, придавив ей плечи - как горсть градин, на которые так щедра осень в Кинбралане.
Кто-то хотел убить их. Их всех - знатную, гордую, почти обнищавшую, замкнутую семью Тоури, возвращавшуюся из невинной поездки к родственникам. Возможно,
Возможно, смерть Риарта Каннерти тоже искусно замаскировали, придав ей повседневные, бытовые черты. Говорят, король Хавальд Альсунгский всюду водит за собой приручённых волчат, а иногда ещё и зовёт их "щеночками" - вот, примерно то же самое
Уна стиснула в кулаке сапфир на цепочке, и острые грани врезались ей в ладонь. Пусть ей станет ещё больнее, пусть боль затопит её целиком, с пяток до макушки - тогда, по крайней мере, она не обязана будет думать...
Кого теперь больше боятся слуги - большой вопрос. Неведомых злоумышленников, Отражений или её саму, много лет прятавшую колдовство, точно чудище под кроватью?
– Мы поможем вам перевезти тело, - мягко сказала женщина, тряхнув головой. Она щёлкнула пальцами - и возле маленькой служанки вспыхнул не голубой, а морковно-рыжий огонёк. Он дарил уже не столько свет, сколько тепло; девочка сначала шарахнулась прочь, но потом боязливо придвинулась ближе. Её дрожь немного утихла.
– Так будет быстрее. Вам ведь нужно в замок Кинбралан? Мы с Гэрхо тоже направляемся на север.
– С Гэрхо?
– напряглась мать. Женщина кивнула на холм.
– С моим сыном. Сейчас он, полагаю, разбирается с тем лучником, который причинил вам столько хлопот, - колдунья нерешительно улыбнулась, и на щеках у неё появились прелестные ямочки - таким позавидовала бы любая леди, даже из тех, что годами живут при дворе наместника в Академии. Уна поймала себя на том, что не может даже примерно определить её возраст.
– Их тела, кстати, лучше всего будет сжечь... Если Вы, конечно, не возражаете.
Мать скрестила руки на груди. Её черты заострились; всё милое и женственное, всегда так душно благоухавшее в ней, куда-то ушло, уступив мстительному и жестокому. Уна всего несколько раз в жизни видела её такой - но сейчас понимала, что это не в последнюю очередь вызвано огненным шаром.
Её огненным шаром. Магическим - бесстыдно-магическим для королевства Альсунг.
– Я не возражаю, - ледяным тоном ответила она.
– Можете оставить их воронам и диким зверям. Так было бы справедливее...
– ...Но вызвало бы лишние вопросы, - проворковала женщина.
– Разумнее избавиться от следов и помалкивать об этом нападении, миледи. До тех пор, пока не выяснится, кто и почему желает вам зла.
Тут Эвиарт простонал особенно громкое проклятье - видимо, у его врачевательницы оказались слишком длинные ногти. Колдунья покосилась в их сторону, проверяя, не нужна ли помощь. Уна просто стояла на темнеющей дороге, кутаясь в грязный плащ. Вот так таращиться на Отражение было, пожалуй, не очень-то учтиво - но она чувствовала неодолимое желание заговорить с нею... И ещё она чувствовала себя бесполезным, неловким, чересчур долговязым столбом. На женщине-Отражении был серый балахон, пузырящийся по бокам, а на Уне - тёмно-синее платье с серебряным шитьём; но статуса бесполезного столба это не отменяло.