Хроники Обетованного. Осиновая корона
Шрифт:
Больше всего она хочет найти лорда Альена, Повелителя Хаоса. Своего отца.
А потом, уже после - посмотреть в глаза человеку, по приказу которого убили дядю Горо. Какие глаза, интересно, у наместника Велдакира? Голубые, как у тёти Алисии? Синие, как у неё самой? Или карие - как у матери и наёмника, кричавшего в пламени от боли, словно животное, перед тем как обуглиться заживо?..
Уна расстегнула дорожную сумку и достала заветный свиток с двойной печатью: льва Дорелии дружески подпирал кроной расщеплённый молнией дуб, герб рода Заэру. Свиток был совсем лёгким, из тонкой, голубоватой виантской бумаги, и еле заметно пах зелёными яблоками - или, может, Уне лишь
Рекомендательное письмо от лорда Ривэна аи Заэру, советника короля, хранителя правосудия. Бумага, по которой ей в любой гавани Дорелии предоставят место на корабле, идущем на запад, и не возьмут ни монеты взамен... Если ей повезёт - очень скоро.
Письмо было бессрочным. Уна помнила, как подрагивали смуглые, по-воровски подвижные пальцы лорда, когда он подписывал его. Как он смеялся от неловкости, выводя казённую формулировку - "для поисков члена семьи".
Впервые за много дней наслаждаясь одиночеством, Уна поднесла свиток к лицу и втянула свежий запах дороги и яблок. И чернил лорда Ривэна.
Из-за двери донеслось - почему-то без стука - насмешливое покашливанье.
– Разрешите войти, миледи? Тут, конечно, знак и так далее, но Вы же понимаете, что мне легко его снять... Вот и верхнюю петлю Вы, тем более, опять не довели до конца.
Уна сразу узнала хитрющий, ещё не сломавшийся голосок Гэрхо. Вот по кому она точно не соскучилась. Торопливо бросив свиток в сумку, она ногой задвинула её под кровать и сухо сказала:
– Войди.
Замок щёлкнул, будто никакого знака на двери не было, и показался сначала длинный, с горбинкой, нос Гэрхо (Уне иногда казалось, что он подёргивается, принюхиваясь, как у любопытного кота), а уже потом - вытянутое лицо и долговязое, по-подростковому нескладное тело. Свой балахон Гэрхо окончательно променял на штаны и льняную рубаху кого-то из слуг (рубаха была ему не по размеру и болталась - несмотря на количества без стеснения уничтожаемой еды); прядки тёмных волос, как обычно, блестели от сальности чуть больше, чем надо, а к щеке, под следами старательно сведённых прыщей, прилипли хлебные крошки. Гэрхо окинул комнату Уны скучающим взглядом, прошёл, шаркая, вперёд и плюхнулся на стул - без каких-либо признаков почтения. Впрочем, их наличие скорее удивило бы Уну.
– Ну, и как всё прошло?
– спросил он, и Уна поморщилась - таким тоном ему пристало говорить с дочкой конюха, а не с ней. И дело вовсе не в том, что с Эльдой обручён Бри: просто так уж устроен мир, и она - дочка конюха... Вне оценок.
– Что именно? Встреча с бьющейся в панике Савией?
Уна не хотела язвить (в конце концов, нет вины Гэрхо в том, что в Кинбралан заявились незваные гости, - как и в том, что лорд Ривэн не смог сообщить ей ничего конкретного об участи Альена Тоури), но это получилось как-то само собой. Пожалуй, они с Гэрхо с самого дня встречи и не общались в обычном, дружелюбном тоне.
С другой стороны - мальчишка не спорил. Да и к подросткам у Уны было сложное отношение: то ли она слишком привыкла к старшим и сверстникам, то ли слишком хорошо помнила себя в физическом возрасте Гэрхо...
Не выказав недоумения, Отражение широко ухмыльнулся, выхватил грушу из вазы на столе и с аппетитом ею захрустел.
– А, уже нажаловалась? Да, господин Шун-Ди ей сразу не понравился. Не любит ваша служанка иностранцев, это я уже понял. Ох и крику тут было - жаль, ты не видела...
(Гэрхо обращался к Уне по настроению, мешая "ты" и "Вы" - наверное,
– Господин Шун-Ди - это миншиец?
– Да, купец, - Гэрхо критически оглядел грушу, снял с неё соринку и надкусил с другого бока.
– Торгует он вроде лекарствами, порошками всякими и настойками...
– Тогда понятно, почему он не приглянулся Савии, - Уна вздохнула, поднялась и плотнее сдвинула шторы - чтобы полумрак в комнате почти превратился во мрак. Избыток света в Дорелии утомлял её. Да что там, он утомлял её всё лето; настало время с ним распрощаться.
– Вот продавай он шёлк, жемчуг или хотя бы кожу...
Или чернила, или особенный - тёмно-жёлтый, пахучий - миншийский воск для свечей. Это пригодилось бы ей для занятий. А так... Выходит, у миншийца всего-навсего торговые предложения? Скучно.
И странно. Стоило ли ради этого плыть в Ти'арг, а потом ещё и устремляться в его северное захолустье? Неужели на родине купца так преследовали неудачи, что он решил: попытать счастья чем дальше, тем лучше?
Миншийский купец... Воображение в несколько штрихов нарисовало Уне полного, с круглым брюхом-тараном, мужчину средних лет - гладко выбритого, ярко наряженного, с перстнями, впивающимися в пухлые пальцы. Именно так выглядело большинство купцов из Минши, приезжавших в Академию или на ярмарку в Меертоне. Ходили они важно и медленно, а говорили приглушёнными голосами - или не говорили совсем, кивками и жестами отдавая приказы подозрительно покорным слугам. Этих слуг Уну всегда тянуло назвать рабами, и мать одёргивала её, напоминая о великом Восстании, после которого рабство там было запрещено...
Но маленькие декоративные плётки и тросточки с набалдашниками, которые купцы часто носили с собой, всё равно не казались ей действительно декоративными.
Кем бы ни был этот миншиец, он явно опоздал со своими товарами... Месяца на полтора - точно, с горечью подумалось Уне. Может быть, отцу (лорду Дарету– нет, не смей, говорят тебе!..) и пригодились бы редкие миншийские снадобья - а теперь, когда болезнь догрызла его, а дядю Горо убили, в Кинбралане они ни к чему. Даже раны Эвиарта давно затянулись.
Хотя - старый привратник с его поясницей, конюх, хворая кухарка - мать Бри... Уна размышляла, удастся ли ей уговорить мать оплатить лекарства для них (а если удастся, то сколько дней - именно дней, не часов - на это придётся потратить), а Гэрхо тем временем прикончил грушу и деловито раскачивался на стуле "миледи". Стул жалобно скрипел.
– Ну, если говорить про товар, то этот Шун-Ди упоминал и духи с мазями, и разные масла из вытяжек...
– Гэрхо зевнул - видимо, выказывая отвращение к женским ухищрениям такого рода.
– Он отлично говорит по-ти'аргски. И очень... застенчив. Только Савию всё равно раздражает. Зато друг его...
– он усмехнулся.
– Возле него она вьётся, как муха над вареньем. Сколько бы ни визжала. Ей нравится бояться.
– И он в самом деле... оттуда?
Гэрхо, как бы между прочим, коснулся зеркала на поясе. Оно было больше, чем у Уны, и выглядело более... опасным? Уна не сумела бы объяснить, почему порой ощущает вокруг Гэрхо сгустки давящей Силы, от которой ноют виски, а в животе образуется холодный комок. Его Дар - за всеми шутками и присказками - не слаб, должно быть, и по меркам Отражений. А для такого возраста...
Тут Уна вспомнила, чем мальчику перед ней уже девятнадцать, и ей - в который раз - стало не по себе.