Хроники одного заседания. Книга первая
Шрифт:
А ведь между тем, все входящие в реестр клуба, а в данный момент сидящие на своих, согласно авторитету местах за продольным столом, в главном зале средневекового замка его члены, не могут воочию похвастаться своей принадлежностью к любой социальной, и в том числе, по половому признаку группе. А всё потому, что всему этому способствует предусмотренное всё теми же отцами основателями их инкогнито прибытие сюда, по строго указанному в полученном ими приглашении времени, с их раздельным расположением за этим столом (соседей друг от друга отделяла специальная перегородка), где освещённость зала так устроена, что только сам стол и лежащие на нём руки членов клуба видны – это одно из главных условий нахождения за этим столом.
Правда непонятно чего опасались отцы основатели, – может тайных замышлений, где фигушки и другие однообразные фигуры, собственноручно созданные некоторыми умелыми членами клуба в этой тени, были не самыми страшными вызовами другим, неприятным для первых членов клуба людям, – но они, по всей видимости, очень хорошо знали, кого зовут за этот стол и поэтому так предусмотрительно подготовились.
– Но тогда как? – при виде всей этой скрывающейся в тени не освещённости тайны лиц, которую так яростно оттеняет строго по прямой направленный сверху на стол яркий свет ламп, неминуемо последует зрительский вопрос.
– А разве непонятно? – удивится в ответ очевидность. – Ведь чтобы понять, а тем более прочитать то, что несёт в себе то или иное лицо, его видеть совсем необязательно. И одного его голоса слышать будет достаточно, для того чтобы понять, с чем он пришёл и что принёс в этот мир вместе с собой. Да и к тому же в его руках находится подсказка – его ни с кем не спутаешь авторский стиль выражения своих мыслей и подчерк, который символично олицетворяют находящиеся в руках ручки.
Ну, а это, уже не просто что-то, а с большой буквы что-то. Ведь как не им (ручкам), кому доверяются все самые сокровенные мысли, не знать лучше всех того, кому они верой и всей своей, до последней капли чернильной душой служат. И не трудно догадаться, что все эти ручки, своего рода инструменты по проведению в жизнь замыслов своих хозяев, как продолжение их «Я», а у кого и по больше, но никак не меньше это «Я», насколько это было можно, отражали в себе характер и даже общественную значимость своего хозяина.
И конечно в первую очередь, прямо рябя глаза, в них же бросались инструктированные драгоценными камнями, располневшие от своей значимости и статусности, две пузатые перьевые ручки, занимающие свои почётные места строго рядом с председательским местом (с недавних пор переименованном в президентское), и так уж и быть, друг напротив друга. А иначе они, – достопочтенный сэр Паркер и не менее самоутверждающий себя в этом статусе, сэр Монблан, – передерутся или ещё того по следственно сложнее, начнут друг друга обвинять в плагиате, конъюнктуре, отходе в коммерческое русло и как итоговый результат, грозящее переходом на личности, хвастовство сэра Паркера в его сожительстве с толстой женой сэра Монблана.
А вот здесь необходимо сделать небольшое отступление, для того чтобы сделать своё разъяснение, позволяющее уразуметь, почему эти и все другие господа за этим столом, именовались под такими вымышленными именами.
А всё дело, как не трудно уже догадаться, в установленных клубом правилах анонимности. Ну, а так как членство в клубе всё же подразумевало общение между членами клуба и он не входил во франшизу анонимных молчунов, в результате недолгих наблюдений было решено, что наиболее подходящим для всех членов клуба, тем более им к псевдонимам не привыкать, будет то, если они будут носить (конечно, только в стенах этого клуба) имена соответствующие брендам их ручек или более широко сказать, их канцелярским инструментам (это расширение было необходимо в виду того, что среди членов клуба были свои оригиналы, которые жить не могут без того, чтобы не пооригинальничать и вместо ручки использовать маркер или тот же карандаш; о гусином пере даже и говорить не хочется).
Так вот, продолжим. И если со всей первой частью обвинений сэра Паркера, сэр Монблан, пожалуй, смог бы согласиться, и даже бы не стал подробничать насчёт того, где он эту паскуду, сэра Паркера видел, всё же упоминание сэром Паркером в таком невероятно удивительном для сэра Монблана ключе, его совершенно не стесняющейся своего повышенного веса миссис Монблан, его определённо интригует, и даже может стать сюжетной завязкой для его новой книги.
«Любовь зла, полюбишь и козла», – сэр Монблан на ходу придумал название для своего нового бестселлера. Да и к тому же невероятное сходство сэра Паркера с этой скотиной, о чём сэр Монблан догадывался, но до этого момента не придавал этому особого значения, теперь-то им отчётливо виделось. – Скотина он и есть скотина. – Пробубнил про себя сэр Монблан, временно отвлёкшись от сэра Паркера.
Ну а сэр Паркер, до чего же неуживчивый со всеми человек, – из-за чего он до сих пор и холост, и по этой-то причине, его хвастливые слова о близкой связи с миссис Монблан, потеряв свою основательность, могут показаться недостоверными, – и он вместо того чтобы дать возможность сэру Монблану хоть как-то успокоиться, – не часто приходится слышать такие изумительные откровенности насчёт своей супруги, которая как оказывается, не только вязать носки умеет, – всё лезет к сэру Монблану.
– И чего ты там бубнишь. Ни одного слова не разберёшь? – делает язвительное замечание сэр Паркер. – Неужели на новый сюжет для книги наткнулся? – Ржёт сэр Паркер.
– Угадал. – В одно слово разит побледневшего сэра Паркера сэр Монблан. И, пожалуй, сэра Паркера, даже несмотря на всё его паскудство и местами конформизм, вызванный жилищными неудобствами, можно пожалеть. Ведь он не так просто, из-за своей холостяцкой глупости, поддался чарам миссис Монблан, о которой он никогда плохо не думал, да и, в общем-то, никогда не думал, а просто кто-то внутри в нём, после крепкого посещения бара надумал, и она ему приснилась во всех своих, всё больше непристойных видах. Что ему поутру очень сильно помогло при выходе из него всего им вечером принятого. Ну а то, что сейчас он о ней упомянул, то это просто пришлось к его гневному слову – сэр Монблан, как факир вывел из него лишние слова.
Но сэр Монблан не собирается учитывать все эти факторы внешнего влияния на ход мыслей сэра Паркера, тем более он только сейчас понял, до чего же этот сэр неблагодарная скотина. К нему миссис Монблан, можно сказать с распростёртыми объятиями и возможно даже, что и плюшками угощала, а он тут ещё свою морду в недовольстве воротит в сторону, замечая за ней несоответствие его стройным идеалам стандарты красоты. И тогда спрашивается, какого хрена ты, паскуда, завлекал в свои любовные сети, до встречи с тобой, ничего подобного о их существовании не подозревающую миссис Монблан.
– Так он это всё сделал ради меня! – лицо потрясённого сэра Монблана даже перекосило от такой его разгадки тайны поступков сэра Паркера. Что и говорить, а сумел-таки сэр Паркер разорентировать сэра Монблана, который теперь и не знал, как ему отнестись к этому своему вечному конкуренту и сопернику. Ведь были и такие времена, когда они находили свои точки соприкосновения, но только не как в данном случае, с миссис Монблан, и когда встал вопрос выбора для себя псевдонима для членства в клубе, то они даже вместе посетили специализированный магазин, чтобы купить для себя соответствующую из воззрениям на себя ручку – да, они знали друг друга, но что поделаешь, если особу записанную в классики, трудно не узнать; им также делались некоторые поблажки.