Хроники Порубежья
Шрифт:
— Устала она, дедушка, — заступилась Вера, принимая свиток.
— Я не сплю, — Даша провела ладонями по щекам, отгоняя сон. — Я спросить хочу. Можно?
— Спрашивай.
И Даша, постаравшись как можно точней описать их внешность, спросила, не попадались ли Волоху случайно Митька и Саня. Третьего, Ивана, она тоже упомянула, хотя про него особо сказать ей было нечего.
— Не встречал, — не моргнув глазом, соврал Волох. — Да и то, сейчас народишко-то не больно встречается. Все по-за кустами таятся. Может и те, о которых ты спрашиваешь так же, забились в какую-нибудь нору.
— Это
— Да, — подтвердила Даша. — Они ведь, как и мы, тут ничего не знают.
Волох равнодушно дернул костлявым плечом, словно лошадь, отгоняющая слепня. — Коли так, то их скорей всего в живых уже нет. Смерть таких любит.
Кто они вам? Родня? Суженные?
— Родня, — быстро проговорила Даша, чувствуя, что старик чего-то не договаривает. Против её воли слова, видимо, прозвучали излишне торопливо. Потому что Волох скептически хмыкнул и сказал. — Родня, значит? Ну, такой родни у вас еще ой сколько будет.
Затем встал на ноги, снял со стены короткий меч с отполированным до зеркального блеска широким лезвием и поднес его к окну, за которым уже сгустилась ночная мгла.
— Огонь погаси.
Сообразительная Вера, чтоб не возиться с плавающем в жире фитилем, просто накрыла коптилку пустым горшком. В избе стало темно, только из-за перегородки пробивался тонкий лучик света.
— Сюда идите.
Натыкаясь на лавки, девушки приблизились к Волоху, который держал перед собой меч на вытянутых руках и еле слышно что-то приговаривал.
— На лезвие смотри.
Сталь клинка поблескивала в темноте, как речная гладь, и словно в речной воде отражались в ней звезды.
— Дотронься до него.
Даша, поняв, что его слова обращены к ней, протянула левую руку и коснулась клинка, ощутив исходящий от него могильный холод.
Волох поднял меч острием вверх, и отражения звезд, вместо того чтобы исчезнуть, светящимся ручьем устремились по лезвию вниз, к рукоятке. Даша почувствовала, как задрожал под ногами земляной пол, и вдруг меч исчез. Стена и окно, за которым стояла теплая летняя ночь, словно растворились в белесоватой мгле, в глубине которой, где-то далеко, мерцал тусклый огонек…
— Смотри, смотри.
Туман вроде, — неуверенно произнесла Даша.
— Молчи. Смотри.
Даша всматривалась до рези в глазах. И вот огонь стал приближаться и принимать более четкие очертания. Вот проступили черные стволы деревьев и за ними горящий костер, около которого сидели неподвижные фигуры.
Даша поймала себя на желании навести изображение на резкость, словно смотрела в бинокль или сидела возле телевизора. Но вот отсвет пламени упал на лицо одного из сидящих у костра людей, и Даша узнала Митьку, рядом с ним был еще один человек, лицо которого скрывала тень, но девушка не сомневалась в том, что это Митькин приятель, студент Саня.
Видимо, Вера разделяла её уверенность, потому что, забыв о запрете, громко сказала. — Наши. Сашка и Митя сидят, а третий, что рядом спит, это тот дядька. Как его, Иван, кажется. И пальто его и шапка дурацкая.
Волох сделал неуловимое движение, и видение исчезло. Стало темно и тихо.
— Огня!
Подстегнутая этим возгласом,
— Они не глупые, просто не представляют, что здесь творится. Я ж говорила, — напомнила Даша.
— Да ничего, ничего, — махнул рукой Волох. — Если уцелеют, то Речицы им не миновать. Там и встретитесь, если дойдете. А сейчас дело у меня к вам.
Даша насторожила уши.
Волох глубоко вздохнул, в его груди что-то заклекотало. И Даша снова подумала, что он все-таки очень стар.
— Дело такое. Время мое пришло. Надо уходить. Но уйти просто так я не могу. Потому что была дадена мне сила. И вот видите, каков я стал, сносился дотла. А сила эта не для того мне была дадена, чтобы я её с собой забрал. Ей еще служить и служить. Стало быть, должен я её кому-нибудь оставить. А оставить мне её, кроме вас, некому. Согласия вашего на то не спрашиваю, потому что еще в полный разум не вошли. Одно запомните, сила эта для вас неподъемна, и всего три дня будет у вас на то, чтоб поделиться ею.
Вера, которой надоело слушать старческую болтовню, спросила. — А если не будет нашего согласия, тогда что, дедушка Волох?
— Тогда сгинете, — равнодушно ответил старик. — И товарищи ваши сгинут. А согласитесь, тоже можете сгинуть. К тому же она, сила эта, не сразу скажется. Да и в разных людях она по-разному отзывается. Можно и с ней погибнуть, а можно и уцелеть. А без неё, нет. Другие может быть и смогли бы, а вам — только сгинуть.
На этом все. — Волох прикрыл глаза, давая понять, что разговор окончен. Вера же хотела еще что-то сказать, но встретив предостерегающий взгляд подруги, осеклась.
— Готово, — крикнула из-за перегородки Таха. — Нести, что ли?
— Неси.
Таха, двигаясь с несвойственной ей неторопливостью, внесла небольшой кувшин с запотевшими стенками. Осторожно, стараясь, чтоб ни капли не пролилось мимо, наполнила ковши.
Несмотря на то что питьё это называлось медом, на вид оно было совершенно бесцветное, как обычная вода, а на вкус чуть горчило, но и только.
— Пейте до дна, — сказал Волох. — Худа не будет.
— А себя она почему обнесла, — не выдержала Вера, показывая на Таху.
— Ей ни к чему, своей силы девать некуда, — терпеливо объяснил старик и уставился на Веру взглядом, от которого она, словно внезапно впав в гипнотический транс, замолчала и послушно осушила ковш до дна.
— Теперь ты, — старик перевел взгляд на Дашу, но та уже и сама, подумав: будь что будет, поднесла ковш к губам и не отрывалась от него, пока он не опустел.
Только после этого старик выпил свою долю.
Если на Дашу и Веру выпитое никак не подействовало, то с Волохом вышло иначе. Он содрогнулся всем телом, и если бы Таха не успела поддержать его, непременно бы свалился с лавки. Взгляд его стал бессмысленным и, глухо застонав, он ткнулся лбом в столешницу, да так и остался сидеть.