Хронология
Шрифт:
Холодно. Ледяные пальцы ложатся на усталые веки. Третьей бессонной ночи я не выдержу, достану из сейфа свой револьвер и загоню сразу все восемь пуль себе в висок, на котором вот уже столько лет не бьётся жилка. Если бы это ещё хоть сколько-нибудь помогло…
И остаётся просто неподвижно лежать на ледяных льняных простынях, без сил, без чувств, без желаний и без жизни, слушая, как уходят часы очередной ночи.
Можно встать, криво сунув ноги в сапожки и укутавшись в плед, и пойти сверять планировки новой лаборатории с тем, что там должно быть в реальности. Или доползти до кофеварки. Или накинуть плащ и выйти в льдистую, шуршащую листвой, чуть разбавленную неоновым светом ночь. Или зайти в гараж, а там уже за тебя решат, куда тебе надо поехать в чёрном бронированном Mitsubishi Lancer или в снежно-белом стремительном Lamborghini Murcielago.
Но усталость так сильна, что даже провести рукой по лицу кажется невозможным.
За окном раздался рокот двигателя, по потолку метнулись косые лучи от фар.
А потом, между первой и второй четвертями пятого, в дверь кабинета кто-то тихо, но весьма решительно поскрёбся. Наверное, заметили свет и смекнули, что я тут не сплю.
– Да, войдите, - чёрный пушистый мех палантина на вздёрнутых плечах, хромающая походка, недовольно и устало сжатые тонкие губы, ускользающий взгляд – всё это мимолётно и зыбко отражается в стеклянных дверцах шкафов, пока я иду к двери. И гадаю, какой же это самоубийца осмелился постучать ко мне в четверть пятого утра.
По ту сторону двери обнаружилась совершенно посторонняя девушка. Она тут же шарахнулась от меня назад в коридор, побледнев, и вцепилась в круглую брошечку на воротничке.
– Простите меня, - шёпотом сказала она, отводя глаза, - должно быть, я слишком рано… Дело в том, что Диана Монти серьёзно заболела, и сегодня я буду её заменять.
– ?.. – я молчу, опираясь плечом о косяк. Проснувшееся любопытство к Антинельской жизни не даёт одним звонком на мобильный вызвать службу безопасности и устранить девушку как явление.
– Сегодня суббота, - объясняет она, уставившись на носки своих кошмарных, побитых туфель.
– Вы сегодня будете моим секретарём? (Кивает). Как ваше имя? (Суббота II. Ха-ха.).
– Соланж Санберри, господин директор Антинеля, - девушка крепко стиснула свой кружевной воротник. Она была круглолицей и некрасивой. Мышиного цвета волосы закручены на затылке в тугой пучок, никакой косметики, щёки в оспинках, а брови такие светлые, что их на лице вообще не видно. И одета в нелепую блузу с высоким воротником, юбку до щиколоток и эти кошмарные туфли без каблука. Ногти на дрожащих, вцепившихся в брошку пальцах явно ничего не знают о маникюре. А в голосе – страх.
– Сообщаю, что ваш рабочий день начнётся через полтора часа. Пока вы можете быть свободны.
Я уже берусь за створку двери, когда Соланж внезапно вскидывает круглые, неожиданно яркие, как берлинская лазурь, глаза, и в отчаянии смотрит на меня.
– Простите, господин директор Антинеля, не хотите ли… Я подумала… Я вот вам принесла… Кофе и ещё вот позавтракать. Хотя ещё, наверное, рано… Простите, простите, умоляю вас! Мне не следовало этого спрашивать! Теперь вы…
Соланж вздрогнула и, закрыв лицо руками, расплакалась. Слёзы текли меж её пальцев и падали на ковролин между нами круглыми тёмными пятнышками.
– Так, прекратите рыдать и давайте ваш завтрак, - мой голос неожиданно для меня прозвучал как звон разбившейся о гранитный пол хрустальной вазы, холодно и резко.
– Если вы внимательно читали Устав, то должны знать, что для всех лиц, работающих на одиннадцатом уровне административного корпуса, комендантский режим не имеет реальной силы. А ещё вы наверняка в курсе, что в должностные обязанности секретаря, в числе всего прочего, входит и приготовление кофе. Это вас успокоит?
– Я… простите, господин директор Антинеля, - с несчастным видом сказала Соланж и бережно взяла со стола в приёмной поднос с чашкой умопомрачительной, обжигающей арабики, и горкой блинчиков с мёдом. – Это я сама напекла. Я просто люблю печь блинчики. У меня хобби такое… кулинарное.
Она испуганно и заискивающе улыбнулась, стиснув край подноса так, что побелели ногти.
– Поставьте на столик. И, раз уж пришли, возьмите сразу планировки, напечатайте к ним замечания, а когда придёт Длинный… пардон, Андре из архитектурки, отдайте ему всё. До десяти часов утра прошу меня больше не беспокоить.
(Сейчас наглотаюсь крепкого кофе, чёрного и огненного, способного расплавить даже котлы в преисподней, согреюсь, наконец, и займусь этой онкологической лабораторией).
Соланж протиснулась мимо меня, сжавшись и старательно отводя взгляд. Опустила поднос на стол и тут же бросилась вон из кабинета, вцепившись, на сей, раз в юбку. Мой оклик застал её уже возле стола. Соланж обернулась – в её ярких, аквамариновых глазах застывал мертвенный ужас.
– Часов в десять принесите, пожалуйста, ещё кофе. Такого же. Мне нравится такой кофе.
– Конечно, господин директор Антинеля, - вымученно кивнула Соланж, отводя глаза.
Захлопнулась дверь, в очередной раз пискнули часы, кофе растёкся по венам огнём, и уже на третьем листе «Pelican» выпал из пальцев. Уснуть… и не видеть снов.
Кларитин и валерьянка
Вот что – надо бороться с падающей на мир осенью. Эта мысль посетила меня четвертой бессонной ночью под созвездиями ледяного неба и рябиновых ягод. Во всём огромном здании Антинеля горело только семнадцать окон, в том числе и в приёмной директора. Интересно, кому это там не спится?.. Тёплое, жёлтое окно с белой кружевной шторой, рассеянный полусвет бра-тюльпанов на стенах, на подоконнике виднеется контур герани в горшке и кошка, которая сидит и сосредоточенно моет лапкой усы.
Странное осознание того, что Антинель стал для меня чем-то вроде дома…
Вообще само по себе странно: сидеть высоко над остывающей землёй в сплетении рябиновых веток, качать остроносыми сапожками, считать окна и улыбаться левым уголком губ.
От асфальта, нагретого за день, поднимается вверх тёплый воздух, щекочет звёзды, и они смешливо подрагивают в бархатном небе цвета индиго. Новолуние. По фронтону котельной тихо крадётся чёрная кошка Маркиза, наивно полагающая, что её никому не видно. В общежитии четвёртого корпуса кто-то в освещённом окне, распахнутом в ночь, стоит и развешивает на натянутые под подоконником верёвочки мокрую одежду. Надо же, в половину третьего ночи постирушкой развлекаться…
Впрочем, завтра воскресенье, можно рано не вставать.
Чуть позже подкованные каблуки сапожек цокают по выложенной гранитными плитами дороге к чёрному ходу в старый флигель. Навстречу попадается напуганная, но решительная девушка в коротком халате с незабудками, в тапочках и со светлым мелированием в растрёпанных волосах.
– Ой, извините, - обращается она ко мне, щурясь в осенней темноте, еле рассеянной светом из окон лестничных пролётов, - у меня котёнок сбежал, перс, беленький такой, с пятном на носу и в ошейнике с колокольчиком. Его Кларитином звать. Я на первом этаже в общаге живу, вот он и улепетнул в фортку. Ой, а вы почему в комендантский час не в здании? Мне кажется, у нас будут крупные неприятности, если нас засекут… Так видели вы этого поганца, или как? Может, вдвоём мы его быстрее найдём? Я без контактных линз почти не вижу в такой темнотище, одни пятна какие-то расплывчатые…