Хронология
Шрифт:
Лэшбрук кивает с пониманием и щурится на то, как уходят за красную черту стрелки индикаторов, на полминуты раскрывается похожая на дверь лифта топка, и в ней исчезает распятое на каталке бренное тело плохо служившего цепного пса. Тишина – и неумолчное гудение тысяч горелок за толщей стены. Техник, призрачно колыхаясь, подносит чай со льдом и ярким запахом ананаса. Чай налит в желтую кружку с надписью «Я люблю кофе», и в нем нет привкуса сахарной хлорки, только терпкий настой и колючие льдинки. Технику нужно будет выписать премию за грамотный подход к руководству. И пусть себе проворовывается дальше.
К двери в местечковый ад ведут теперь Сандру, а она, теряя обрывки собственного достоинства, цепляется розовыми ноготками за стерильные халаты техников и верещит, словно крыса, которой перебило хребет мышеловкой.
Лэшбрук смотрит на это дело с долей здорового циничного скептицизма и усмехается себе под нос. Нематериальный персонал преисподней любезно разъясняет мне технологию: белая кнопка в углу, повернуть тумблер до щелчка, этот рычаг вниз до упора. Я опускаюсь в вертящееся кресло у пульта, кладу на краешек снятые перчатки и прислушиваюсь к гудению вытяжных труб, шипению газа, пощелкиванию реле и дыханию неукротимого огня… сейчас-то оно все и начнется.
Матово загорается нужная кнопка, щелкает круглый тумблер, и пальцы с золотыми кольцами опускают рубильник к надписи Execute. Неумолчный рев пламени и вибрация вылизанного пола заставляют сжиматься в сладкой судороге от прикосновения к слепым неумолимым силам. Для них ничто твоя жалкая директорская недожизнь, но они все равно не смогут ее из тебя вырвать, даже если предлагать им взять на раскрытых ладонях – берите, мне не нужно.
– Благодарю, господа. Все свободны, - я уношу желтую кружку с надписью «Я люблю кофе» с собой, чтобы пить из нее только чай и вспоминать кленовые отблески тепла.
Лэшбрук идет следом и бормочет мне в спину что-то о том, что он все равно умрет.
– Рано или поздно, мы все всё равно умрем, - говорю я. – Ключи от вашей лаборатории заберете у ла Пьерра, я вам ее возвращаю вместе со всеми полномочиями. Вам понятно?
– Господин директор Антинеля, не в ваших правилах прощать провинившихся…
– В моих правилах, господин Лэшбрук, заставлять провинившихся мучиться ожиданием смерти. Мне кажется, вы еще недостаточно созрели – ваш дух еще не сломлен страхом и отчаянием.
– О, у вас просто прекрасно получается, - сквозь зубы выдохнул Лэшбрук, и, обогнав меня, исчез в провале лестничного пролета. Его нашли потом у себя в кабинете, добавившим к списку из осколка лампочки, булавки и угла тахты еще и смертельную инъекцию себе самому. Что было гораздо категоричнее и действеннее первых трех пунктов. Упрямый колорадский жук поджал лапки и свалился с ленты Мёбиуса в Великую Жареную Пустоту.
Вечер прорастал в ночь, шурша за окном облетающими листьями и звездами.
Прохладно тикают часы, капая минуты в осень, на бледных щеках слабо подрагивают тени от уставших ресниц. Теперь нужно, наверное, пойти в спальню. Зажечь там немыслимую хищную люстру, выклюнувшуюся из потолка, словно белая поганка из гнилой листвы, и в ее безжалостном хирургическом свете лечь в холодный саркофаг широкой постели с тончайшими льняными простынями. Сжаться на ней в зябкий комок под чёрным крылом палантина, и уткнуть лицо в скрещенные кисти, и попытаться уснуть.
От таких мыслей сделалось стыло и пробрала дрожь. Нет, пожалуй, не нужно никуда идти… Лучше уж стряхнуть с носа очки и уснуть щекой на докладах, грея ледяные пальцы об ярко-желтую кружку с огненным чаем…
Комментарий к Лоскут № 7
Большой и весьма созерцательный лоскут с подножкой ближе к финалу, знаю, но через него тянутся сплетённые ржавые нити разных жизней, и не разъединить. Следующий будет не таким пространным, обещаю ~ текст старый, слегка отредактированный, увидите косяки - сигнализируйте флажками ~
========== Лоскут № 8 ==========
Хроники заводной птицы (Nejimaki dori kuronikuru)
Лисий звёздный Октябрь и нотные линейки проводов в опрокинутых на нас ледяных небесах. Очень холодно – так, что кончики пальцев стынут даже в перчатках. В овражках, до верха пересыпанных ржавым золотом, клубится молочный туман. Сладковатый привкус тлена на губах… но моя остывающая душа отчаянно просит зимы. И я рискую сбежать из очередного витка Антинельской жизни.
По дороге ко мне с долей неуверенности пристаёт большое количество полузнакомых людей из числа руководителей отделов, и все они говорят о том, что энергии не хватает, и вот-вот наступят конец света и ледниковый период. В бесконечных коридорах зябко, от гранитных ступеней веет стылым холодом, от которого томительно ноют вены, а свет ламп растекается и распадается, и нет сейчас уголка в этом огромном здании, где можно было бы спрятаться от неумолимой осенней пустоты бытия. Влажный коврик печально всхлипывает под ногами, фикусы на пятом этаже раскисли и побледнели без солнца. В стыках плит на обоях или побелке повыступали короста грибка и пятна сырости с изморосью мелких, как рисовое зерно, капелек.
Снаружи теплее, но туман оседает на все и пропитывает ткань, как белёсая кровь призраков. Прелые листья под ногами мягко пружинят. Пока сакилч, с которым я сегодня еду, прогревает мотор и протирает стекла, можно немного постоять возле низкой чугунной ограды, которая ничего не ограждает. На ней после смены любят лузгать семечки и сплетничать девчонки-лаборантки.
Можно послушать шорохи октября и резкий стук срывающихся с ветвей капель. Можно снять с левой руки перчатку и прижать ладонь к шершавой, мокрой коре задумчивой рябинки. Рябинка, тонкая, обнаженная, словно девушка утром, полусонно смотрится в зеркало круглой лужи, и ее серьги пламенеют кровавыми созвездиями чужих небес…
– Садитесь! – открывается дверца авто, и из нее улыбаются темно-вишнёвые глаза смуглой девушки-сакилчи. В снежно-белом «Murcielago» пахнет духами: пряный и острый, как смесь аниса с кардамоном и молотым перцем, аромат.
– Меня зовут Лоэрри Садиньель. Если хотите, можно по дороге - куда бы Вы ни ехали! 0 заехать перекусить в одно кафе – его содержит моя сестра – там варят очень вкусный капуччино!
– Хорошее слово, «если», - в подтверждение моих слов кивает головой на приборном щитке длинная черная такса, похожая на сосиску с лапками и шнуркообразным хвостом. – Хочу. Знаете, Лоэрри, такое ощущение, словно я удираю с работы, и впереди у меня большой кусок сладкой октябрьской свободы, а я пока что сижу и робко подбираю отдельные крошечки пальцем.