Хронология
Шрифт:
Ненавистная комната с белым ковром и черной мебелью. Балкона нет. Страшно представить, но в Антинельском филиале Института нет ни одного балкона. И никто не знает, почему. Тяжелые гардины прячут за собой туманы и дым костров близкой осени. Вроде бы и можно уехать далеко за рыже-зелено-золотистые холмы, и сидеть на старых мостках над сонным озером, в котором тонет закатное небо с ласточками, над которым стелется горьковатый вечерний туман… Но что-то не пускает, и вечная попытка прекратить вспоминать так и остается всего лишь попыткой…
Зачем об этом думается? Ведь об этом нельзя даже вспоминать, свернувшись в клубок, словно бездомная кошка, среди равнодушной равнины белого ковра, среди ненавистной до удушья черной высокомерной кожаной мебели, среди вечера августа.
Вот интересно, куда девается душа лампочки после того, как она умирает? Кто будет спорить, что в Антинеле лампочки такие же живые, как и все сотрудники! Но это, как и значение ИТК и ромбика на батарее, остается загадкой.
А ведра с надписями кочуют с этажа на этаж, и многие кнопки в периферийных лифтах не имеют номеров, и многие периферийные лифты не имеют кнопок вообще.
И недалек был от истины тот, один из многих пропавших без вести в паутине коридоров.
Только благодаря этому еще можно спастись от августовского Indian summer в хрустальной ночной стуже, в снеге и светотени холода.
Кровь быстро остывает даже в августе. И засыхает на черной коже остроносых сапожек, и к ней приклеиваются чьи-то волосы и одежда, но ведь уже всем, кроме меня, все равно. Я никогда не ухожу сразу. Запах холодной крови на металле похож на полнолуние. Волчье полнолуние и заброшенные, покосившиеся дома среди черного леса.
От винтовки тянет похоронной горечью пороха, по оцинкованным стенам липнет смерть. Нипочему хочется вдруг – дуло к виску, выстрел…
Если бы не четкое понимание того, что все равно вернешься, можно было бы и упасть рядом, с простреленной головой, добавив и свою прохладную полынную кровь к общей луже. Моя-то кровь точно бы не напоминала полнолуние. Я знаю – у нее запах сумеречных горьких трав Безлюдных Пространств. И тогда мои волосы, и элегантный черный пиджак тоже бы приклеились к полу, и тогда мне тоже было бы все равно.
Но так не будет. Я знаю. И еще я знаю, что «если» - хорошее слово. Если в меру.
Zнаки Sентября
Есть еще одно место, неизученное и весьма неоднозначное. Одни говорят, что его нет, а другие наоборот. Кто из них прав, выяснить так же сложно, как установить историческую родину половой техничкиной тряпицы, смысл ромбика на батареях и судьбу умершей лампочки.
Сегодня дождь, а в ракушке очень тепло и пахнет вкусным крепким кофе, сваренным на раскаленном песке и налитым в утонченную наперсточную чашечку из невинного белого фарфора.
Сегодня с утра очень много дел – они накопились и теперь вдруг нахлынули, словно девятый вал на каравеллу с ободранными парусами, с которой сбежали не только крысы, но и экипаж во главе с капитаном, предоставив каравелле самой сражаться со стихиями. Грядет переход на зимнее время, и тепло усиливается, оно сворачивается вокруг тебя, словно большой меховой зверь.
Сегодня по моему распоряжению врубили котлы. Это было очень волнующее зрелище, от которого дрожь дерет – тихо подходишь через тихий подвал и свет зарешеченных ламп к чему-то, состоящему из труб, вентилей и манометров. Вокруг суетливыми зелеными муравьями хлопочут перепуганные техники – что-то довинчивают, состыковывают, продувают. Очень похоже на запуск космического шаттла.
Подбегает главный техник. Догадываюсь о том, что он главный, по исключительно чистому комбинезону и бегающему вокруг меня взгляду проворовавшегося завхоза. Лопочет что-то, чего я не хочу понимать. Тонкая рука в черной перчатке сначала робко ложится на тяжелый Главный Рубильник, потом привыкает к его тяжести и главности, а еще потом медленно тянет вниз. Шипит что-то под давлением в отводных трубах, свистит газ, проходит искра, и сотня горелок вспыхивает синим потусторонним пламенем.
Полет проходит нормально. Первая ступень отошла. Надо бы почаще производить начало отопительного сезона. Или… да, что-то вспомнилось. Пошлю секретаря в архив.
Лифт, интимно урча мотором подъемника, уносит сквозь этажи наверх. На столе за мое отсутствие успело поднакопиться свежих бумажек. Жаль, что у меня нет камина – чтобы свернуть всю эту бюрократическую блажь в большой невнятный комок и совершить над ней церемонию катарсиса, предав очистительному огню. Отчеты читать интереснее. Вот, например, от ребят из бригады капо Самедира: столько-то Ломателей выловлено. Хроники рыбацкого поселка. Закинул он невод в синее море, а оттуда ему человеческим голосом… Сказочки. Сказочки, ё-моё!
Дождь скребется в окна – может, впустить? Открываю узкие створки в частых переплетах, и запах мокрой палой листвы растекается над похожим на нее по цвету ковром. Очередная напуганная секретарша принесла на подносе стакан прозрачного яблочного сока и порезанное киви. Символы осеннего дождя. Сентябрь такой же прозрачный и так же пахнет яблоками.
На столе шевелятся, словно живые, сколотые скрепочкой страницы докладной из лабораторий Готтлиба. Скрепочка веселенького розового цвета, а злобный частокол и косорез Готтлибовского почерка похож на околевших черных червячков. Протокол допроса третьей степени с применением моего выведенного из ДЛТ и пентотала натрия наркотика. Кодовое название - ЕА 1729. Кодовые названия такая же загадка, как и отсутствие балконов. Почему, например, программы по изменению сознания называются «Derby Hat» или «The Third Chance», а по зачистке Ломателей - «Steep Hill» или «Wild rose Bush»? Кто их вообще выдумывает? Неужели в Антинеле есть такая должность: выдумыватель кодовых названий? Надо непременно поинтересоваться у ла Пьерра. За поеданием киви просматриваю доклад:
«…Пульс нитевидный, зрачки не реагируют. В четверть первого – остановка сердца. После введения камфары и стимуляции электрошоком сердечная деятельность возобновляется. Час дня. Инъекция десяти кубиков ЕА 1729. Бессвязный бред подопытного». Бессвязный бред Готтлиба! Должно быть, они думают, мне очень интересно все это читать, пока я ем киви и запиваю его прозрачным, как сентябрьский дождь, соком.
После вкрадчивого стука на пороге возникает слегка помятый капо Самедир. Следом протискивается курьер из волнового отдела первого корпуса – очень опрятная чистенькая девочка в круглых совиных очках и накрахмаленном халатике. Раз появились вместе, значит, вечерний дождь уже никто не впустит ласкать ковер, и некому будет заворачиваться в сохраненное ракушкой кабинета тепло.