Хуан Дьявол 3 часть
Шрифт:
– Ты тоже говорил искренне и однажды открыл душу. Уже не помнишь? Ты не говорил о любви. Ты никогда не говорил о любви. Говорил о мести, а твой взгляд ранил, как кинжал. Ты любил отчаянно, хотя только оскорбления сыпались из твоих уст для нее, ты говорил о том, чтобы убить ее, а сам мечтал о ее поцелуях, проклинал ее имя, пытался оттолкнуть силой, но пренебрегал всем, чтобы только заполучить ее. Не отрицай! Ты думаешь, я не знала, что твой корабль ждал ее на берегу? Осмелишься отрицать?
– Я никогда не отрицал того, что делал! Да, это было. Я хотел ее забрать из Кампо Реаль.
– Да, хотел, но когда твоя жизнь оказалась в опасности, когда другой захотел убить ее, ты предпочел опустить голову перед Ренато и согласиться на все!
– Ты тоже согласилась на все из-за любви к нему! Будешь отрицать? Осмелишься отрицать?
– Нет, не осмелюсь! Теперь мои чувства тебя не интересуют. И никогда не интересовали. Если Ренато расторгнет брак, меня не волнует. Зачем спрашивать у меня? Иди поищи Ренато и задай ему лично этот вопрос.
– Именно это я и сделаю!
– Хуан! – крикнула Моника. – Нет, не иди к нему в таком состоянии. Не сталкивайся с ним.
– Ты снова боишься. Опять соглашаешься на все, как тогда.
– Как тогда, нет. Тогда я приняла все, а теперь отказываюсь, но не хочу, чтобы мои слова подтолкнули тебя к нему, не хочу, чтобы ты сходил с ума. Я словно сама сошла с ума. Я ничтожество, последний червь, чьи страсти ослепляют и влекут меня за собой. Поэтому Бог не проявляет ко мне милосердия!
Она снова упала, всхлипывая. Хуан смотрел на нее, в огненных глазах затухали языки пламенной злобы, гнев его превратился в глубокую боль, которая тонко пробиралась к нему, и грустно развел руками, будто ничего не мог поделать:
– Успокойся, Моника, прошу тебя. Я поддался злобе, но сам не пойду к нему; а если он придет ко мне, то я не ручаюсь за себя. Сотни раз я сдерживался перед ним, сотни раз хотел протянуть руки, поднять кулаки, считая себя отвергнутым и изгнанным, но эта же кровь бежит по моим венам. Я тоже не хочу ее проливать, Моника. Что-то меня сдерживает, останавливает, я не хочу проливать кровь брата. И чтобы не пойти по этому пути, пусть он не попадается на глаза, иначе в следующий раз я ни на что не посмотрю. Если хочешь, чтобы он жил, передай, чтобы не ставил мне палки в колеса, и забыл, как я забуду о нем!
– Хуан! – Моника встала, пошатываясь, но Хуан не остановился. Он вышел из комнаты, прошел монастырь, словно его уносил ураган, шел, словно молния, к высоким решеткам, запиравшим входные ворота, а Моника безуспешно звала: – Хуан, Хуан!
– Моника! Что с тобой? Что случилось? – спросил Ренато, приближаясь. – Что он сделал? Что осмелился сделать тебе?
– Задержи его, Ренато, пусть он вернется!
– Он уже вышел. Прошел, как молния. Мерзавец, мне не следовало оставлять вас наедине, но я найду его. Я поддался твоей просьбе, ведь прав у меня нет, а моя любовь разбивается о твою враждебность; хотя ты и не любишь меня, не простишь никогда, я всегда буду на твоей стороне. А он должен научиться уважению.
– Он ничего мне не сделал. Ты что, не понимаешь? Ничего не сделал.
– Почему же тогда пришел тебя мучить? Не говори. Настоящий виновник не он, а я. Поэтому ты прощаешь его, а меня презираешь.
– Нет, Ренато, не презираю. Я понимаю тебя больше, чем ты думаешь. Знаю, что значит чувствовать себя помешанным и ослепшим от ревности. И хотя я простила тебя от всего сердца, но ты поступил с ним плохо.
– Я знаю. Но ты не можешь отказать мне в праве, никто не может: исправить безумие и зло, пусть даже прольется моя последняя капля крови.
– Ни кровь, ни деньги, ничего не повернет время вспять, Ренато. Забудь обо мне, о нем, возвращайся в Кампо Реаль, живи своей жизнью. Если о чем и прошу тебя, если любишь меня, то сделай именно это.
– Не проси о невозможном. Жизнь уже не принадлежит мне, она твоя, хотя и не нужна тебе.
Моника хотела ответить, но из-за занавесок вышла настоятельница в белых одеждах. Неторопливо она подошла к Монике, а на высокой колокольне звонили к вечерней службе. Мать-Настоятельница остановила красноречивый взгляд на бледном лице Ренато, который пришел в себя, сдержав безудержные чувства:
– Простите, Матушка, мое посещение оказалось слишком долгим и неудобным. Я немедленно ухожу. Я лишь прошу, Моника, не обрекай меня на то, чтобы не захочешь меня выслушать. В моем доме, доме твоей матери, где пожелаешь.
– Это мое последнее слово, Ренато. Забудь все, возвращайся в Кампо Реаль. Если Его Святейшество даст разрешение, я не выйду из этого монастыря. Идемте, Матушка, нас ждет церковь. Простите и помогите мне.
4.
Хуан стремительно пересекал небольшой пологий сквер. Он спускался по улице, словно заново ступал по земле, и чуть сбавил шаг, когда усталый голос единственного друга умоляюще попросил:
– Ты хочешь меня убить? Я не могу так бежать! Ты непочтительный. Думаешь, у меня твои годы и ноги? Я не могу так бежать!
– Не идите тогда за мной и сбережете ноги. Ноэль, оставьте меня в покое!
– Наверное, именно это мне и нужно сделать. Тебя не волнует моя дружба, я досаждаю тебе. Ты как слепой нищий, достаточно спятивший, чтобы выгнать палками пса, который служит тебе поводырем.
– Я никакой не нищий!
– А я никакой не пес! – негодовал старый нотариус. – Дьяволенок! Я в переносном смысле. Не беспокойся, и если действительно хочешь, чтобы я оставил тебя в покое, то немедленно это сделаю.
– Помолчите, – попросил Хуан сердечно и властно. – Не мучайте меня. Разве вы не понимаете?
– Ты выбежал, как молния, прошел передо мной, будто не заметил. Наверное, забыл, что пришел в монастырь со мной. Почему бы не пригласить меня на кружку пива? Посмотри, какое хорошее место вон в том углу, чтобы освежиться.
Хуан опустил голову и посмотрел на древнее лицо, на круглую, почти облысевшую голову, на маленькие светлые глаза, одновременно хитрые и наивные, смиренный набор ума и доброты; вдруг он двинул рукой и положил ее на плечо нотариуса, извиняясь: