Хуан Дьявол
Шрифт:
– Ваша жена мертва чуть больше недели.
– Но я не имею ничего общего с ее смертью, ничего, ничего! Не верите? – опять разъярился Ренато.
– Хочу верить, но вы ничего не предпринимаете, чтобы прекратить злословие. А версии несчастного случая, которые дошли до меня.
– Они лгут, лгут! Я ничего не сделал ей. Наоборот…
– Вы преследовали…
– Только надежда остановить понесшую лошадь. Я не хотел ее смерти, хотел, чтобы она была жива. Я верил, что она родит мне сына. Как я мог хотеть убить ее? Она хотела играть со мной, управлять, как куклой, в балагане, который сама выдумала. Она не полагалась на Провидение и Божье
Искренне впечатленный, губернатор встал, потрясенный печальным рассказом. Вошла служанка, тихо и своевременно неся на серебряном подносе кофе. По взгляду хозяина она удалилась и вышла. Пожилой глава города приблизился к молодому Д`Отремон и по-отечески положил руку ему на плечо:
– Правильно. Остальную часть рассказа я уже слышал из уст вашей сеньоры матери. То, что вы рассказали, лишь подтверждает мое мнение; откажитесь от этого скверного дела Мыса Дьявола, вернитесь домой, подумайте, отдохните.
– Я не могу думать и отдыхать. Не могу сидеть сложа руки.
– А вы не понимаете, что это публичная демонстрация интереса к свояченице?
– Моника – женщина, которую я люблю! Я не оставлю ее в объятиях другого! Кровью и огнем, если нужно, я вытащу ее! Ваши советы бесполезны, сеньор губернатор.
– Уже вижу. Прекрасно понимаю волнение вашей матери. Не отрицаю вашей породы, Ренато.
– Что вы хотите сказать?
– Однажды я видел вашего отца, восторженного одной женщиной, почти как вы сейчас, такой же восхитительной, как эта Моника де Мольнар, с которой не имел удовольствия познакомиться. Джина Бертолоци была прекрасна итальянской красотой. Простите, если ее имя напоминает вам то, о чем вы бы предпочли забыть. Человек, с которым вы хотите покончить кровью и огнем…
– Я не забыл печальную главу жизни моего отца, – дал понять Ренато с гневом и презрением. – Но меня не волнует, как и его тогда не волновало.
– Это не тоже самое, Ренато, – возразил губернатор с сурово. – Человек, которого ваш отец опозорил, был не вашей крови.
– Я никого не позорил. Моника никогда не была настоящей женой Хуана. Так называемый брак был комедией и очень скоро аннулирование брака будет в моих руках. Я лишь жду этого срока, чтобы жениться на ней. Поэтому я прошу, требую вашей поддержки. Не поддержки, а справедливости, строгой и простой справедливости. Пусть возьмут этого мятежника, арестуют его, пусть заставят дать свободу женщине, которую он бесправно держит похищенной, по меньшей мере.
– Я так понимаю, сеньора Мольнар несколько раз заявляла публично в пользу Хуана Дьявола.
– Вы издеваетесь надо мной?
– Нет, Ренато, я не смог бы. Лишь пытаюсь призвать вас к разуму.
– Моим единственным разумом зовется Моника де Мольнар, и когда я так говорю, значит, у меня есть на это моральные права!
– При наличии, к тому же, законных прав. Когда, по крайней мере, у вас будет аннулирование брака, которое вы так ждете, тогда
– Я не буду столько ждать! Я начну действовать своими средствами!
Вскоре послышались несколько отдаленных взрывов, как из пушки большого размера, и оба подбежали к балкону, распахивая настежь окна. Они нетерпеливо посмотрели повсюду. Все было спокойно на Мысе Дьявола. К северо-западу красноватый туман покрыл небо и клуб удушливого жара прошелся по лицам, и губернатор проговорил:
– Ничего. Ничего не случилось. Простые выбросы Мон Пеле, как я сказал, не имеют ни малейшей важности. Возможно попортятся ближайшие засеянные поля рядом с вулканом, а пока не пойдет пепельный дождь, ничего не случится.
– Вы так уверены.
– Я придерживаюсь мнения доктора Ландеса, человека с мировым именем, который совершенно успокоил меня по этому поводу. Впрочем, признаюсь, на некоторое время мне стало страшно. Я решил, что эти нахалы дадут вам пищу для размышлений, сваляв дурака с захваченной бочкой пороха.
– И тем не менее, вы будете ждать?
– Конечно. И вам советую. Я думаю поехать в Фор-де-Франс на пару недель. Там у меня хороший дом для отдыха, где все дела покажутся незначительными и далекими. Вы бы хотели поехать со мной?
– Премного благодарен, но с вашей помощью или без, я сделаю то, что должен.
– Вы поступите очень плохо. Нет на земле женщины, которая бы стоила этого.
– За исключением той, которая скоро станет моей женой! – отрезал Ренато сухо и раздражительно. – И я больше не помешаю вам. Желаю счастливых недель отдыха, хотя, когда вы вернетесь, Сен-Пьер сгорит от края до края. С вашего разрешения.
Губернатор снова взглянул с балкона на черную и далекую точку Мыса Дьявола. Господским жестом он зажег сигарету, глядя туда. Внезапно он снова услышал глухой, долгий и отдаленный взрыв. Пугающий шум, казалось, шел теперь из-под земли, содрогая город. Другой клуб сажи разорвался в воздухе. Испуганная стая птиц летела через море, а мелкий дождь мягко падал, как снежинки, на крыши и улицы. Губернатор Мартиники протянул ладонь, ощутив некий странный дождь, сухой и нежный, который осыпался на пальцах, и пренебрежительно проговорил:
– Пепел… Испортит сады… Настоящее несчастье. В конце концов, пройдут майские дожди.
Он остановился на мгновение, посмотрел на город, такой же, как он, счастливый и доверчивый.
– Хуан, ты поднялся?
– Только на время, думаю, пора. Ты прекрасно позаботилась о моем ранении, Моника.
Увидев, как Хуан пытается пройти перекресток, и рука протягивается, ища опору в скалах, Моника с удивлением подошла к нему, и теперь шагала рядом медленно, со скоростью, с которой он мог идти. Лицо, менее загорелое, побледневшее, имело печать сурового благородства. Левая рука еще покоилась на шелковой повязке, и из-под белой рубашки выглядывали повязки.
– Какое безрассудство! Я думала, ты побудешь немного на солнце, а потом…
– Мое присутствие нужно там внизу, Моника. Бедные люди страдают. Мне сказали о твоем посещении, продуктах.
– Мне казалось несправедливым придерживать продукты, у меня есть печение и хлеб, когда у нас раненые.
– В один день они съедают столько, сколько тебе бы хватило на неделю.
– И что это дает? Я могу есть рыбу, как другие.
– Знаю, твоя щедрость безрассудна. Еще знаю, что ты лечила раненых. Брат Мартина, умиравший, теперь без лихорадки.