Хуан Дьявол
Шрифт:
– Он все еще не добился этого? Разве она не понимает, что мой сын подвергается опасности, чтобы ее вытащить?
– К сожалению, я не добрался до Ренато. Охрана очень строгая, и даже на лодке в тихий день невозможно добраться к мысу. Я тоже не смог увидеть Хуана. Знаю, что Сегундо и Моника вытащили пулю и перевязали его рану. Учитывая его крепость, думаю, его жизни не угрожает опасность. Солдаты ранены, кто-то тяжело, их заменили другими, а рыбаки, выиграв стычку и завладев некоторым оружием, отступили, когда увидели подкрепление. Среди них есть раненые и боюсь, кто-то умер.
– Они отступили? – удивилась София
– Эти люди оказались опаснее, чем думали солдаты, – усмехнулся Ноэль. – И к тому же они правы. Конечно, пока все это не имеет юридической силы.
– А вы на их стороне. И все же я очень благодарна вам, что передали новости о моем сыне, он обезумел, неблагодарен, и не думает, что я переживаю и страдаю из-за него здесь.
– Если совет бывшего друга мог бы послужить вам, я бы осмелился посоветовать вам отдохнуть, донья София. Для Ренато нет опасности, ведь Хуан тяжело ранен по вине вашего сына.
– По вине моего сына? – возмутилась София.
– Да, да. Хуан не вышел бы из себя, если бы это не имело личный оттенок. Я увидел, что вы смягчились, и буду с вами честен. Происходящее ужасно, донья София. Губернатор ваш друг, вы можете поговорить с ним. Нельзя, чтобы первые власти острова содействовали подобной несправедливости. Если вы действительно расстроены вредом, который причинил ваш сын…
– Что вы говорите? Я расстроена вредом, что страдает этот бандит?
– Вы не изменились, донья София. Я уж было хотел вам посочувствовать. Но это было ошибкой. Вы должны страдать бесконечно больше, чем страдаете, и будете страдать. Страдайте, и пусть никто не сжалится над вами, потому что не заслуживает жалости тот, кто не способен сочувствовать!
– Ноэль, Ноэль! Как вы осмеливаетесь? – бормотала София, крайне возмущенная. – Вы наглец! Глупец!
Ноэль удалился и не слышал последних оскорблений дамы, которая яростно повернулась к большому кучеру цвета эбонита и приказала:
– В дом, Эстебан! Мы немедленно возвращаемся в дом!
Сквозь прикрытые окна в полумрак хижины проникали последние лучи уходящего дня, едва высвечивая темно-коричневый точеный профиль неподвижного человека на постели из травы, сооруженной на скорую руку. То ли он улыбался, то ли погрузился в глубокий мучительный сон, а рядом с ним, сцепив ладони, Моника с болью смотрела на чеканное лицо того, чья жизнь висела на волоске. С внезапным испугом она обернулась на скрип маленькой двери.
– Я могу войти, хозяйка?
– Входи, но не шуми. Ему нужно отдыхать, у него сильная лихорадка. Нам нужен доктор, Колибри, но как? Как?
– Не знаю, моя хозяйка.
– Знаю, что ты не знаешь, бедняжка. Зачем ищешь меня? Что ты хотел?
– Сеньор Ренато там, – таинственно сообщил Колибри. – Он позвал меня, когда я подошел ближе, велел сообщить вам, что не уйдет без вас.
Возмущение было ответом Моники на слова Колибри, в то же время она повернулась к спящему Хуану, в волнении, что тот мог услышать неосмотрительные слова, что могло ускорить биение сердца, эхом отдававшееся на ложе, словно оно стало настолько своим, что без него нельзя было прожить. Беспокойно она отошла с Колибри к прикрытой двери строящегося дома.
– Он не хочет уходить, хозяйка. Посмотрите туда… – маленькая смуглая
– Он сказал, что способен прийти за вами, если вы не выйдете, хозяйка.
– Ну так пусть осмелится!
– Ай, моя хозяйка. Посмотрите! Если бы Сегундо или Угорь понимали, они бы достали оружие. И если бы у меня было ружье…
Ренато приближался к возвышенности. Решительно он вывернул кошелек охране на линии, и они остались неподвижными, как будто не увидели его, а он твердым шагом поднимался по вражеской земле.
– Моника, прямо сейчас. Пойдем, я не уйду без тебя.
– Я не спущусь, это я говорю, чтобы ты ушел, Ренато! Разве ты не понимаешь, что эти мужчины сошли с ума от боли и ярости? Ты глупо играешь жизнью!
– Какое значение имеет жизнь, если тебя нет со мной? Моника, жизнь моя!
– Пожалуйста, хватит! Я не пойду с тобой! Ты еще не понял? Нет! Нет! Ренато! Оставь меня, отпусти, уйди уже! Зачем ты пришел?
– А твое обещание? Наш договор?
– Его уже не существует! Ты расторгнул его там внизу! Уйди и забудь!
– Забыть? Забыть причину моей жизни? Бросить тебя, зная, что ты в опасности, учитывая, кем являешься для меня? Ты хоть понимаешь, о чем просишь? Я не оставлю тебя, не говори, что хочешь вернуть назад данное мне слово!
– Если я сдержу слово, ты уйдешь, Ренато? – с тревогой спросила Моника.
– Послушай, Моника, отсюда никто не выйдет живым. Все дошло до предела. Губернатор в ярости. У них достаточно средств, чтобы подавить восстание Хуана и трех или четырех десятков сумасшедших, которые следуют ему. Если они немедленно не сдадутся, то прольется много крови. Я слышал, они готовы на все. Поэтому я не могу уйти отсюда. Ты отдаешь себе отчет? Понимаешь? Ты не можешь упустить последнюю возможность, которую я тебе предлагаю!
– Я не могу бросить Хуана! Пусть даже это будет стоить мне жизни! Я на своем месте. Я дала тебе слово, но с одним условием, что ты немедленно уйдешь отсюда, вернешься в Сен-Пьер.
– Ты обещала мне!
– Я обещала тебе встречаться в монастыре, а не здесь. Туда я вернусь, когда смогу уехать отсюда, как и приехала, одна и свободная. Отпусти меня!
– А если не отпущу? Хочешь или нет, я уведу тебя с собой!
– Отпусти или я позову на помощь!
– Ты способна дойти до такого? – Ренато был оскорблен и возмущен. – Хорошо, пусть будет по-твоему. Но помни, я предупреждал тебя. По твоей вине я ускорю дела. Я говорил с губернатором, как друг. Он был готов пощадить этих глупцов, – умоляюще он предложил: – Я сделаю это, если ты пойдешь со мной прямо сейчас, Моника. Мы пойдем к нему вместе, под предлогом, что Хуан ранен.