Художник и его окружение

Ялкут Селим Исаакович

Как раз в тему. Поэт размахнулся, оставил запись в Книге отзывов. Вдохновение не позволит соврать. Именно так все и есть. Мир делится на энтузиастов и маловеров. И вам решать, за кем будущее… и ваше, в том числе. Экстрасенсы были приметой, загадкой и, пожалуй, гордостью нынешнего времени быстрых сдвигов, перемен и реформ. Эти люди, неожиданно открывшие в себе чудесные способности и успешно развившие их на ускоренных курсах, быстро заполняли пространство, откуда уходила идеология. Как океанский отлив, она (идеология) оставляла после себя множество ненужного хлама, остовы разбитых заводов и брошенных строек, тома сочинений, письмена, вершившие еще вчера судьбы целых народов – все это осталось на обросших водорослями камнях.

А

взамен рождались диковинные организмы, неутомимо ползущие и ковыляющие посреди разора и запустения и жадно поглощающие все подряд. Старый мир съеживался у всех на виду, как теряющий высоту воздушный шар. Пробуждалась новая жизнь, новый способ существования, пока еще скрытый, малозаметный, осязаемый непрерывными усилиями липких щупалец, сортирующих на свой манер извечные монады света и тьмы, веры и заблуждений, разочарования и надежды, и укладывающие их в новое содержание. В пользу отлива. Это и есть новая идеология. Пробудившаяся новая жизнь, взамен недавних теорий и учений. Теперь, когда исцеление кажется таким простым и очевидным, лишь остается немного потерпеть, а потом талифа куми (встать и идти), преодолевать последние испытания экономикой и бытием. Дальше будет легче, как некоторым – самым удачливым легко уже сейчас. Торжествующая идеология (новая!) всегда праздник, родившийся из жертвы или даже из множества жертв. Зато выжившие будут счастливы. Так оно задумано и обещано.

Фламенко

Но возникают разочарованные, одинокие люди (не нужно наговаривать, они были всегда), которые назло воодушевленному обществу взялись хворать и помирать именно сейчас, будто не могли позаботиться о себе, пока можно было купить нужные лекарства или, в случае печального исхода, напитки и закуску для поминальной трапезы. Времени хватало, не зря названого застойным. Жили, как кажется, без забот и можно было подумать о себе впрок. Но нет. Зато теперь все зашевелились, выползли из-под скомканных одеял, из несвежих простынь, из засохших бинтов, клеенок и подстилок, и отправились бродить в поисках врачей и прочего персонала. Но не тут-то было. Отлив прибрал за собой множество профессий и услуг. Куда-то подевались лекарства, куда-то исчезли стоматологи и медсестры, и болезни стали какие-то новые, пугающие, как казни египетские. Примерно так и должно быть (если по теории), хоть как-то уж слишком и долго… И тогда в пространстве распада, безвластия и апатии стали возникать экстрасенсы – вчерашние инженеры и портнихи, честолюбивые аспиранты, учителя разных классов, страдальцы с сотрясением мозга (в анамнезе и сейчас), божьи люди, пленники внеземных цивилизаций, счастливо возвращенные на землю, гуру, живущие энергией далеких звезд, матросы, пережившие кораблекрушение, посланцы Святой Девы, какие-то обмороженные с калом снежного человека под черными ногтями, дипломанты самодеятельных академий (с новыми визитными карточками), демобилизованные, состоящие на разных учетах и снятые оттуда, со справкой и без, страстотерптцы и греховодники, и, конечно, пенсионеры и домохозяйки. Здесь можно было встретить всех, кроме, пожалуй, банкиров, бухгалтеров и экономистов – закономерность, о природе которой можно писать отдельный трактат. Не обошлось, увы, без некоторого количества аферистов с поддельными дипломами, выписанными в филиппинских джунглях. Вся эта разноликая, разнородная масса пузырилась и перекипала в спорах об истинности учения, впрочем, здесь больших разногласий не было, а страсти взвинчивались больше по мелочам, о разграничении сфер астрального, ментального и финансового влияний.

Представим себе, что поиски истины велись и на Верином дворе. Как-то днем, когда ее не было дома, в дверь позвонили и перед Лилей Александровной явилась дама с крупным властным лицом, застывшим до неподвижности камня.

– Здравствуйте. – Сказала дама и попыталась улыбнуться, от чего величественные черты дрогнули и задвигались, как горные склоны от подземного толчка. – Это вы здесь живете? Выезжать не собираетесь?

Есть лица, которым улыбка противопоказана. Это, по крайней мере, честно. Глаза смотрели испытующе.

– Нет. – Удивилась Лиля Александровна. – А почему?..

– Сейчас многие выезжают. – Лицо посетительницы, отулы-бавшись, заново окаменело.

– Нет, не собираемся. – Во рту Лили Александровны стояла противная сухость. Вера была права, пришла пора проверить сахар.

– Может, куда-нибудь? В этом районе. Или квартиру на массиве. Ближе к природе.

– Нет, не хотим. Я всю жизнь здесь прожила.

– Жизнь долгая. – Сообщила гостья. – Можно не одну квартиру сменить. Пожилым на окраине лучше.

– Но зачем?

– Нам нужно ваше помещение. Мы из кооператива. Будем расширяться. Ваше помещение нас устраивает.

– Но оно и нас устраивает.

– Мы вас не обидим. – Пообещала посетительница. – Мы обещаем улучшение. С исполкомом договоримся, грузчиков дадим и переедете потихоньку. – Теперь, когда разговор принял деловой характер, лицо гости даже смягчилось, если сравнить с минералами твердых пород.

– Нет. – Отрезала Лиля Александровна, отвергая любую возможность соглашения. – Даже если дочь согласится, я все равно не уеду.

– Не нужно упрямиться. Видите, сколько народа к нам ходит. Всем нужно помочь. Что же мы с вами из эгоизма людей на улице оставим? – Дама повела рукой в сторону флигеля. Там, действительно, разгуливали.

– Но я здесь живу. – Лиля Александровна растерялась. Так до конца и не привыкла за долгую жизнь.

– Я знаю, что живете. – Дама говорила убедительно и даже как-то педагогически. – Но нельзя же думать только о себе. Нужно думать о людях. О людях.

– Вот, вы и думайте.

– Мы думаем. – Дама тяжело вздохнула. – Мы думаем. А вот вы не хотите. Притом, что мы полностью понимаем ваше положение и хотим помочь. – Дама приняла очень строгий вид. Терпение ее истощилось, говорить больше было не о чем.

– Я еще зайду.

– Не нужно. – Лиля Александровна нервничала. Во рту стоял сухой жар.

– Подумайте. И вы согласитесь. – Последние слова вышли медленно и внятно. – Поверьте, это в ваших интересах. Чтобы потом не жалеть.

К тому времени, как пришла Вера, Лиля Александровна выпила два стакана воды и, махнув на все рукой, принялась за сладкий чай. Открытая сахарница говорила сама за себя. Сначала Лиля Александровна отмалчивалась, но решила, что и дочери неприятного разговора не избежать, выложила все без утайки.

– Так и сказала, что пожалеем? – Переспросила Вера.

– Только я тебя прошу, – заторопилась Лиля Александровна. – Просто скажешь, если спросят, что мы никуда не поедем.

На впечатлительную Веру разговор возымел действие. Странный человек (художественная натура) Вера ощущала рядом со зримой вещественной жизнью присутствие волшебного, сказочного начала. Оно было вплетено в пейзаж, в лица, в свечение человеческого тела. Она осознавала реальность этой другой жизни, сверялась с ней, как сверяются с расписанием движения поездов или сигналами точного времени. Это ощущение вплетенной в мир гармонии не обманывало ее, она угадывала его особым чутьем и ориентировалась безошибочно. Так Вера жила в том будничном мире, где обретаемся все мы. Ничего необычного, если рассуждать здраво или, как теперь принято, по деньгам. В угрозе незваной гостьи Вера расслышала мистический звук предостережения и опасности, который заставил ее мать есть вредный сахар.

Набросив пальто, она выскочила во двор. Там было пусто. Но дальше под дверью на табурете стоял сосед Степан и яростно сдирал жестянку со ржавым номером собственной квартиры.

– Видала. – Сказал Степан, не здороваясь. – Завелась нечистая сила. Изгоняю.

Вера устроилась сопереживать. Это была ее роль по жизни.

– Ходят с шести утра. – Степан расправлялся с упрямой жестянкой. Он всегда был грубоват, а тут прямо кипел. – Тринадцатый номер, вот они и повадились. Самое подходящее для их конторы.