Художник зыбкого мира
Шрифт:
Я встал и подошел к окну, надеясь поплотнее закрыть жалюзи. Я несколько раз раскрыл и закрыл их, но пластинки прилегали неплотно, и на стены и потолок комнаты по-прежнему падали яркие полосы света.
— В общем, Итиро, я думаю, тебе действительно не стоит огорчаться, — снова сказал я.
Он ответил не сразу. А потом вдруг прошептал:
— Это ты, дедушка, не расстраивайся.
— Я? А я-то почему, Итиро?
— Ты не расстраивайся, дед! А то будешь расстраиваться и уснуть не сможешь. Старым людям нужно как следует спать, не то они заболеть могут.
—
Итиро промолчал. Я предпринял еще одну попытку как следует закрыть жалюзи. Потом сказал:
— Но если бы ты, Итиро, сегодня действительно потребовал, чтобы тебе обязательно дали попробовать сакэ, то я бы взял бутылку и налил тебе капельку. И все же я думаю, что на этот раз мы с тобой правильно поступили, позволив женщинам настоять на своем. Их ведь тоже из-за пустяков не стоит расстраивать, верно?
— Иногда дома, — сказал Итиро, — папа хочет что-нибудь сделать, а мама говорит, нельзя. Иногда даже папа с мамой не может спорить!
— Вот как? — со смехом удивился я.
— Так что ты, дед, не расстраивайся.
— А нам обоим не из-за чего расстраиваться! — Я отошел от окна и снова опустился на колени возле его постели. — А теперь, Итиро, постарайся все-таки уснуть.
— А ты, дед, останешься у нас ночевать?
— Нет, я скоро домой пойду.
— А почему ты не можешь здесь остаться?
— Здесь места мало, Итиро. Ты вспомни, какой огромный у дедушки дом, — и он там совсем один живет.
— А ты придешь завтра на вокзал нас проводить?
— Конечно приду, Итиро. Обязательно! Да и ты, конечно, вскоре снова к нам в гости приедешь.
— Ты, дед, только не расстраивайся, что не сумел уговорить маму дать мне сакэ попробовать, ладно?
— Ладно. Похоже, ты очень быстро взрослеешь, Итиро! — усмехнулся я. — Ты станешь хорошим человеком, когда вырастешь. И может быть, действительно возглавишь «Ниппон электрик». Или еще какую-нибудь такую же большую фирму. А теперь давай помолчим, и ты постараешься уснуть.
Я еще несколько минут посидел возле Итиро, тихонько отвечая ему, если он о чем-то спрашивал. По-видимому, как раз в эти минуты, ожидая, пока заснет мой внук, и прислушиваясь к взрывам смеха, доносившимся из соседней комнаты, я и начал перебирать в памяти подробности того разговора, что утром состоялся у нас с Сэцуко в парке Кавабэ. Такая возможность представилась мне, пожалуй, впервые за весь день, и только теперь до меня дошла вся оскорбительность слов Сэцуко. В общем, когда мой маленький внук наконец уснул и я снова вышел в гостиную, присоединившись к остальным, я был, видимо, в сильнейшем раздражении на свою старшую дочь, и это, понятно, отразилось на моем разговоре с Таро, состоявшемся, едва я уселся за стол:
— Это ведь очень странно, если задуматься: мы с твоим отцом знаем друг друга уже лет шестнадцать, но подружились только в прошлом году!
— Действительно, странно, — кивнул зять. — Но я думаю, так часто случается. Всегда бывает много соседей, с которыми только здороваешься. Вообще-то жаль, если подумать.
— Но ведь мы-то с доктором Сайто были не просто соседями, — сказал я. — Мы оба имели отношение к миру искусства и прекрасно знали о репутации друг друга. И тем более жаль, что ни он, ни я с самого начала не предприняли никаких попыток познакомиться поближе. А ты что об этом думаешь, Таро?
И я бросил взгляд на Сэцуко, желая убедиться, что она слушает.
— Да, действительно очень жаль, — согласился Таро. — Но, в конце-то концов, вам все-таки удалось стать друзьями, верно?
— Но я-то хотел сказать, Таро, вот о чем: особенно обидно, что мы не подружились раньше, именно потому, что все это время мы были полностью осведомлены о месте другого в мире искусства.
— Да, это вот действительно жаль, — повторил Таро — Казалось бы, если двое соседей — коллеги и к тому же люди достаточно известные, то между ними непременно должны возникнуть близкие отношения. Но очень часто так не выходит — оттого, видимо, что жизнь сейчас такая суматошная, все по горло заняты своими проблемами.
Я с некоторым удовлетворением посмотрел на Сэцуко, однако дочь моя абсолютно ничем не показала, что понимает важность слов Таро. Впрочем, она, возможно, и вовсе нас не слушала; хотя мне лично показалось, что не только внимательнейшим образом слушала, но и все поняла и просто из гордости не пожелала поднять на меня глаза, получив подтверждение того, как сильно перестаралась со своими инсинуациями сегодня утром в парке Кавабэ.
А утром, как я уже рассказывал, мы с ней неторопливо брели по широкой центральной аллее парка, наслаждаясь красотой осенних деревьев, беседовали о том, как Норико привыкает к супружеской жизни, и единодушно пришли к выводу, что, судя по всему, она действительно вполне счастлива.
— До чего же это приятно! — воскликнул я. — А ведь я уже начал всерьез тревожиться насчет ее будущего. Зато теперь, похоже, все у нее складывается как нельзя лучше. Таро — прекрасный человек. Вряд ли можно было надеяться отыскать ей лучшего супруга.
— Да, просто невозможно себе представить, — с улыбкой кивнула Сэцуко, — что всего год назад мы так из-за нее беспокоились!
— Но все получилось просто отлично! И знаешь, Сэцуко, я очень благодарен тебе за помощь и участие. Ты оказала сестре неоценимую поддержку, когда все складывалось не так хорошо.
— Да что ты, папа! Моя-то помощь как раз была очень мала, ведь живу я так далеко от вас!
— И за совет тебе тоже спасибо, — рассмеялся я. — Помнишь, как в прошлом году ты завела разговор насчет «превентивных мер»? Как видишь, я этим твоим советом не пренебрег.
— Извини, папа, каким советом?
— Ну ладно, Сэцуко, я и так знаю, что ты — девочка тактичная. И прекрасно понимаю, что в моей карьере имелись определенные аспекты, гордиться которыми мне нет причин. Да я, собственно, почти все свои ошибки открыто признал — во время «миаи», как ты и предлагала.