Хутор Гилье. Майса Юнс
Шрифт:
— Раз уж вы хотите знать, фру, — у Майсы из глаз брызнули слезы, — так я была там со своим знакомым, и вы не могли видеть меня с разными студентами. И он вовсе не угощает меня и не водит за свои деньги, — просто у него бесплатные билеты.
— Он собирается жениться на вас? — сухо спросила фру.
Майса смотрела на нее, открыв рот, изумленно и растерянно.
— Ведь он же студент, — с трудом выговорила она наконец.
— Я спрашиваю: вы что, помолвлены с ним и собираетесь выйти за него замуж?
— Он
— Значит, вы сами признаете, какой характер носит ваша связь.
У Майсы перехватило дыхание, и она побелела как полотно.
— У него никого нет здесь, в городе… Он никого не знает, кроме меня, — сказала она с рыданием в голосе, — а я… я люблю его, фру, в этом я могу признаться.
Фру насмешливо прищурилась, и вокруг ее поджатых губ собрались мелкие морщинки:
— Надеюсь, вы не станете требовать от меня, йомфру Юнс, чтобы я разбиралась, насколько сильно вы увлечены им. Я хотела только, чтобы вы отдали себе отчет в последствиях вашего поведения…
Майса поняла, что приговор произнесен, и робко заглянула в глаза фру, надеясь под тяжелыми веками уловить хоть проблеск сочувствия. Тон фру стал размеренным и осторожным:
— Вряд ли вы предполагаете, что кто-нибудь в домах, где вас раньше принимали как члена семьи, захочет приглашать к себе такую… женщину, которая разгуливает в общественных местах со студентами и нисколько не уважает приличия…
Нет, сейчас она расскажет ей про Антуна! — всколыхнулось все в Майсе. Но тут же она взяла себя в руки. Если бы дело было только в том, что они видели в Клингенберге, фру не молчала бы об этом до сих пор… А сейчас им выгодно использовать этот случай. Разговор о пяти далерах ни к чему не приведет, только сильнее разозлит их…
— Это касается не только нас, но и всех наших знакомых, у кого вы шьете; их, несомненно, заинтересуют причины, из-за которых мы были вынуждены расстаться с вами…
В отчаянии Майсе ясно представилось, будто все дома, где она шила, окружили ее тесным кольцом и творят над ней суд; дверь за дверью захлопывается у нее перед носом, и она остается на улице без хлеба и без работы. Она понимала, что это значит…
Она вскинула на фру глаза, молящие о простом человеческом сочувствии, и на лице фру выступил легкий румянец, но ей надо было защищать сына.
— И хотя мы собственными глазами видели вас в парке, моя сестра все-таки решила взять на себя неприятную обязанность и узнать, что думают о вас там, где вы живете. Мы хотим составить о вас полное, исчерпывающее представление.
Майса почувствовала, как наглухо закрывается перед ней дверь их дома…
И так будет повсюду: у Торпов, у Скэу, у Брандтов, у Калнесов — у всех по очереди.
На мгновение у нее закружилась голова. Перед
…От Дёрумов, думала она, они не узнают про нее никаких грязных сплетен… Но что толку? Она поняла по глазам фру, что все дело в Антуне…
Время от времени нога ее переставала управлять машиной, и она как бы впадала в забытье… Потом снова принималась шить, чтобы спастись от мыслей…
Раздавались звонки, приходили и уходили гости…
Принеся ей поднос с кофе, Лена смущенно смотрела в сторону, она, видно, понимала, что случилось неладное…
…А около пяти вернулась фрекен Раск…
Наверно, все выведала, сейчас выяснится, что она разузнала, уж это ей расскажут!
Временами в ней закипал гнев: их нисколько не трогает, что они втаптывают ее в грязь…
Прошла целая вечность, пока они шептались в комнатах…
«Хотела бы я знать, что она разнюхала, — негодовала Майса, — похоже, они растерялись!»
— Лена, вы бы приоткрыли дверь в столовую, а то у Майсы, вероятно, холодно.
Это сказала фру, и слова ее так подействовали на Майсу, что она даже задрожала: ей показалось, что они предвещают надежду на помилование.
Она, не отрываясь, вглядывалась в Грете, когда та зашла справиться насчет пальто, — не стала ли она хоть капельку благожелательней; но величественная физиономия старшей сестры была непроницаема.
Когда в столовой показалась фрекен Раск, Майса из-за своей машины метнула быстрый взгляд на ее лицо. Фрекен спокойно и не торопясь принялась убирать со стола, сняла скатерть и салфетки, сложила их на стул, открыла ящик буфета, и все это на виду у Майсы.
Перед ужином в дверях появилась фру. Она стояла так, что в тени от абажура лица ее не было видно.
— Вы сегодня не много успели сделать, йомфру Юнс, да это и понятно, — сказала она довольно дружелюбно. — Можете закончить пальто для Грете завтра. Семья мебельщика дала о вас вполне хороший отзыв…
…У Майсы словно гора с плеч свалилась… Она и передать не могла, как легко стало у нее на душе! Вот счастье, что у Транемов ей не грозит больше никакая опасность!
Все страхи позади, все прошло!..
А какая тяжесть была у нее на сердце… Правда, когда фру говорила с Леной, она по голосу ее сразу поняла, что они уже не собираются отказывать ей от дома…
А потом эта фраза: «Можете закончить пальто для Грете завтра». Значит, она все-таки не желает ей зла, фру Транем, она тоже по-своему добрая женщина…
Слава богу, теперь все позади… Теперь ей не о чем тужить. Она будто ожила, больше и думать об этом не стоит…
Надо признаться, она ног под собой не чует от радости, что все как будто обошлось… Уф, она вспомнила, какое было лицо у фру и как твердо та решила во что бы то ни стало отделаться от Майсы, чтобы спасти своего Антуна.