ХВ. Дело № 2
Шрифт:
Всего их было семеро — совсем молодые ребята, самому младшему на глаз едва исполнилось шестнадцать, старший вряд ли успел отпраздновать двадцатилетие. Они сбились у дальней стены узкой, уставленной железными койками комнаты — нечто вроде дортуара, в каких жили студенты германских университетов, прикинул я. На каждом балахон, белый, без каких-либо символов. В руках у некоторых поблёскивают лезвия ножей.
— Фамилары? — шепнул Марк.
— Нет, блин, папы Карлы… — огрызнулся я. — Сам, что ли не видишь?
— Какие ещё карлы?
— Который вырезал из полена Бура… Пиноккио. Неужели не читал эту сказку?
…вот чёрт, неужели Алексей Толстой её ещё не написал?..[3]
— Так его звали Антонио, а прозвище — Мастер Вишня! И вообще, тогда уж, скорее, Арлекины. Только вот — почему их семеро? Один погиб, должно же быть восемь!
— Главное, что не девять. — ответил я, не спуская взгляда с жмущихся в кучку фамиларов. — Если я что-нибудь понимаю в колбасных обрезках и вообще, в оккультизме, то для ритуального жертвоприношения, который задумал Либенфельс, нужно именно такое количество — не больше, и не меньше. Потому они, скорее всего, и живы до сих пор.
— Давайте, я с ними поговорю? — предложила Татьяна.
— Это ещё зачем?
— Ну, надо же объяснить, что их ждало на самом деле! Пусть выбираются из замка и расходятся по домам, пока этот гад Либенфельс не устроил ещё какую-нибудь мерзость!
Не выйдет у тебя ничего. — сказал Марк. — Тот, в Иерусалиме — помнишь, как ему качественно промыли мозги? А эти, к тому же, в се вместе, друг за друга держатся.
— Да, Тань, сагитировать эту компашку не получится, уж извини. К тому же, по-немецки ты говоришь неважно, но думаю, и у Марка ничего не выйдет.
Один из фамиларов, тот, что стоял впереди, вдруг коротко взмахнул рукой. Кинжал рыбкой блеснул в воздухе, едва не задев Татьяну, и со звоном отскочил от стены.
— Ах, ты ж, гадёныш!..
Марк едва успел подбить ствол «Астры» вверх, иначе бы я полоснул очередью прямо по белобалахонной кучке. Грохот, визг пуль, один из фамиларов громко ойкнул и схватился за щёку — то ли каменный осколок от стены, то ли задело рикошетом.
— Не стреляй, Лёша! — отчаянно закричала Татьяна. — Ты прав, пусть их! Не хотят — не надо, пойдём отсюда, только, умоляю, не стреляй больше!
Марио обхватил меня сзади, заставил отдать оружие.
— Пойдёмте, синьор Алексис, ну их совсем! Подопрём дверь скамьёй, я видел в коридоре — тяжеленная, дубовая, замучаются выбивать…
Оказавшись снаружи, я сел на пол, привалившись к стене, и наблюдал, как Марк и Марио подпирают скамьёй дверь в дортуар. Что ж, разумно — комната, судя по окнам, угловая, другого выхода нет. Посидят, поколотятся в дверь, поостынут — может, соображать начнут?
Марк протянул мне кинжал фамилара. Ого, до боли знакомый дизайн: широкий обоюдоострый клинок, рукоятка чёрного дерева с характерным утолщением посредине. Гарда и навершие — две серебряных дужки, слегка загнутые кончиками навстречу друг другу. На рукояти картуш со свастикой в окружении лилий, по клинку бегут вытравленные готические буквы: Ordo Novi Templi. В СС такие введут только в тридцать третьем…
— В самом деле, ну и чёрт с ними! Я встал, повесил на шею «Астру», дослал в магазин недостающие патроны. — У нас и без этих придурков дел хватит! Марк, иди первым, на следующей развилке свернёшь направо — там мы, кажется, ещё не смотрели?
[1] (итал.) «Пусть все твои раны будут смертельными»
[2] (итал.) Кусок дерьма.
[3] Так и есть. «Золотой ключик» впервые был опубликован в 1936-м году.
IХ
До узкой площадки перед дверью, в которую упиралась винтовая лестница, осталось не больше пяти ступенек, когда Марк, шедший позади меня, крикнул: «Назад! Там смерть! — и спиной вперёд повалился на Татьяну, едва не сбив с ног и её. Куче-мале не дал состояться поднимавшийся последним Марио — он не дал упасть девушке и подхватил Марка, который впал в натуральную истерику — бился у него в руках, корчился, кричал о неминуемой смерти, пытался вырваться и кинуться вниз.
Я замер, опустившись на колено. Дверь наверху была приоткрыта, и из узкой, не шире ладони, щели на каменные ступени падала полоса неровного жёлтого света — похоже, верхний зал донжона, как и прочие виденные нами помещения замка, освещался свечами.
Я поднял ладонь и дважды сжал её в кулак. По оговоренной нами заранее системе это означало — «всем сидеть тихо!» Татьяна послушно опустилась на колено, бессвязные вопли Марка сменились невнятным мычанием — Марио зажал ему рот ладонью. Проку от этого, конечно, было немного — если наверху и оставался кто-то живой, то он уже нас услышал.
Медленно досчитав до двадцати пяти я, не поднимаясь, переполз на две ступеньки выше. Толкнул стволом дверь, она медленно, со скрипом распахнулась.
Ничего. Низкий каменный зал, занимающий, похоже, половину верхнего этажа донжона; в дальней стенке — низкая деревянная дверь, по сторонам от которой дают неверный свет три массивных, на три свечи каждый, кованых канделябра.
Я поднялся на ноги, прижимаясь, на всякий случай, к косяку.
— По ходу, тут пусто. Марио, как он там, оклемался?
Сзади завозились.
— Простите, сам не знаю, что на меня нашло… — прохрипел Марк. — Прислушался, хотел понять, есть ли кто-нибудь наверху — тут-то меня и накрыло. Никогда такого не было…
— Ладно, поднимайтесь. Тут только одна дверь, нам, наверное, туда. Тань, доставай свои прутики, сейчас они пона…
Две фигуры отделились от стены и медленно двинулись навстречу — раскачиваясь на ходу, разведя неестественно длинные руки. Движения их были неправильными, нечеловеческими — как у сломанных марионеток, управляемых к тому же неумелым кукловодом. Свет шести свечей подсвечивал фигуры со спины, и поэтому я не сразу разглядел жуткие подробности — белые, как бумага, лица, испятнанные чёрными и зелёными пятнами, провалы на месте вытекших глаз. А ещё — пунктиры пулевых строчек, пересекавшие грудь каждой из фигур, из которых скупо сочилась алая кровь — следы очередей, выпущенных в упор.