Хвала и слава. Том 1

Ивашкевич Ярослав

— Я видела, как она их распаковывала по приезде, — заявила Потелиос. — Княгиня носила все эти драгоценности на себе, — добавила она.

Роза забеспокоилась.

— Если бы она их носила, они были бы здесь, — произнесла она с расстановкой. — Здесь они пропасть не могли.

Шушкевич внимательно оглядел всех сидевших за столом, потом опустил глаза, словно что-то обдумывая, и наконец молвил спокойно и тихо:

— Это не имеет ни малейшего значения.

— Почему? — спросили одновременно Мария и Роза, а Казимеж испытующе посмотрел на доверенного.

— Княгиня свои драгоценности оставила в Варшаве, в сейфе,

а с собой взяла, как обычно, только имитации.

Роза откинулась на спинку кресла и глянула на Шушкевича так, словно увидела его первый раз в жизни.

— Вы в этом уверены? — спросила она.

— Разумеется, графиня, — любезно ответил Шушкевич.

— Оба колье, и жемчуга, и серьги? И оба браслета с сапфирами? Все это были имитации? — допытывалась Роза, перебрасывая слоги, как орехи. — Как же так?

— Да, драгоценности княгини были фальшивые. Настоящие всегда лежали в сейфе в Варшаве. Имитации делал в Париже Картье или Бушерон. Еще в двенадцатом году. Верно, сударыня? — вдруг спросил он, поднимая свои маленькие глазки и сверля ими Потелиос.

— C’est vrai [70] , мрачно подтвердила старая дева. — Картье.

— Вот видите. Следовательно, невелика потеря — тут и говорить-то не о чем, и уж, конечно, не стоит в это дело впутывать полицию.

После обеда Спыхала отправился в гостиницу. Вечерний воздух Палермо дышал пегой. Толпы людей исчезли с улиц, казавшихся сейчас голубыми и пустынными.

А Шушкевич обосновался между тем во дворце Казерта. Он уже укладывался спать, когда послышался стук в дверь. Вошла Потелиос с атласной коробкой в руке. Она села в кресло и молча подала Шушкевичу коробку — довольно внушительных размеров.

70

Это верно (франц.).

— Все?.. — невозмутимо спросил поверенный.

— Все. Конечно, были у Розы. Только не говорите Билинской. Скажите, что они нашлись в сейфе графа.

— Вот видите, сударыня. Я сразу подумал, что они найдутся.

Ключиком, торчащим в замке, он открыл шкатулку, вынул несколько сафьяновых и бархатных футляров различной формы и разложил драгоценности на столе. Они засверкали в свете электрических ламп.

— Отлично, — проговорил Шушкевич, перебирая содержимое шкатулки. — Два колье, диадема, два жемчужных ожерелья, розовый жемчуг, два браслета с сапфирами, серьги двенадцатикаратовые, шесть колец, — перечислял он, словно зачитывая список, — бриллиантовая брошка. Все на месте. А где брошка с рубинами?

— Роза оставила себе… на память. Ведь это не имеет никакой ценности. — Потелиос пристально воззрилась на старика.

Шушкевич выдержал ее взгляд и секунду словно обдумывал что-то.

— Разумеется, — сказал он, — это не имеет никакой ценности. Графиня Роза может оставить себе на память эту имитацию. — А затем быстро собрал драгоценности, закрыл футляры и уложил их в шкатулку.

— И вы не оставите мне ни одной вещицы? — спокойно проговорила Потелиос.

Шушкевич взглянул на нее с удивлением.

— Что? Ведь это же безделушки. Не стоит.

— Мне бы хотелось сохранить что-нибудь на память о княгине.

— Пани Билинская наверняка даст вам кое-что. Остались все

туалеты княгини, этого добра наберется несколько шкафов.

Потелиос встала с тяжелым вздохом.

— Я столько лет надрывалась для этой старой барыни!.. — воскликнула она и вдруг умолкла.

— Вы всегда мечтали присвоить ее драгоценности?

— Всегда — нет. Но… — более спокойным тоном ответила старая дева.

— Ну разумеется. Очень хорошо, что вы мне отдали все это.

— Зачем вы сюда приехали? Ведь я прекрасно понимаю, о чем тут идет речь. Вам всегда есть дело до чужого богатства.

— Вам как будто тоже.

— Вам всегда хочется, чтобы кто-нибудь его заполучил…

— А вы стремитесь его сами заполучить.

Шушкевич открыл маленький футляр с двумя бриллиантами, оправленными в платину. Камешки мерцали при свете лампы.

— Старинная работа, — заметил поверенный, разглядывая серьги.

— Вы только подумайте! Всю жизнь…

— Да, и вдруг мой неожиданный визит, — засмеялся Шушкевич. — Тяжеловато было? А? — спросил он доверительно.

— Сами понимаете… Вы знали старуху.

Шушкевич с минуту взвешивал на руке футляр, как бы определяя вес брильянтов. Потом внезапно протянул серьги старой деве.

— Берите, — сказал он. — Quand m^eme cela vaut quelquechose [71] .

— Отнесу-ка я все это княгине Марии, — добавил он и, взяв шкатулку, вышел, оставив Потелиос, погруженную в раздумье, с маленькой пурпурной коробочкой в руке.

71

Если для вас это так важно (франц.).

Марию удивило, что старик вторгся в ее комнату, хотя она уже лежала в постели. Он отдал ей шкатулку.

— Драгоценности нашлись, — сказал он без всяких объяснений, — недостает только двух мелких вещиц. Но это пустяки. Спрячьте их получше, ибо на этот раз княгиня Анна взяла в дорогу настоящие, а в сейфе в Варшаве оставила имитации. Она собиралась продать свои драгоценности в Париже.

Мария замерла от удивления.

— Да, да, это совершенно точно, — сказал Шушкевич.

Они еще немного поговорили о находке, потом старый пройдоха стал прощаться, но от дверей вернулся:

— А что касается завещания, — бросил он небрежно, — то вы, княгиня, назначены опекуншей Алека и его имущества. Только в случае, если вы выйдете замуж, опека перейдет в руки графини Казерта.

XII

Януш условился с Эдгаром, что они встретятся в таверне у Пантеона, на углу улицы Суфло. Композитор довольно долго не появлялся, и Януш, закурив сигарету, принялся разглядывать многоязычную и пеструю толпу, текущую по бульвару. Это были первые годы повального нашествия американцев на Париж. Сюда устремились все, начиная с миллионеров и кончая нищими студентами. И теперь в толпе среди темноволосых французов выделялись рослые блондины в широких светлых брюках, ярких пуловерах и сползающих носках, которые шли медленно, озираясь по сторонам. Януш заметил среди них Гленна Уэя, того самого, с которым познакомился у Ариадны. С тех пор он несколько раз слышал его имя. Ему рассказывала о нем довольно странные истории Ганя Вольская.