Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
— И не только на этом, — добавила Кошекова.
— В значительной степени. Конечно, дело еще в качестве товара, это главное. Но сейчас доверие к фирме под угрозой. Франек будет сильно огорчен, когда узнает об этом.
— Но он узнает об этом лишь после праздников.
— Может, поедем и поможем Сюзанне? — предложила Кошекова.
Оля смущенно посмотрела на Керубина, продолжая вертеть в руках томик его стихов.
— Поедемте вместе! — воскликнул Колышко. — Я никогда не видел, как пекут печенье.
— Тогда возьмем такси…
В городе царило праздничное оживление. Варшава медленно погружалась в синеватую весеннюю дымку, вечер и ночь обещали быть очень теплыми. Все магазины были освещены и полны покупателей. Так же оживленно и светло было на мостах, только внизу угадывалось движение темной и глубокой воды. Но издали Висла казалась светлее, воды в ней, как обычно весной, было много, и отмели скрылись.
Пекарня помещалась в небольшом доме на Грохове, довольно далеко от Рондо Вашингтона. Когда они вошли в первую комнату, навстречу им выскочила всполошенная Сюзанна.
— Сама пани приехала? Это уж ни к чему, — бормотала она, торопливо застегивая поношенный белый халат и поправляя взлохмаченные волосы.
— Дорогая Сюзанна, — обратилась к ней Оля, — не можем ли мы помочь вам чем-нибудь?
— Пани, дорогая! Ну какая от вас помощь? — довольно невежливо ответила Сюзанна, подбоченясь.
Девушки и пожилые глазировщицы, стоявшие вдоль длинных деревянных, не очень чистых столов, втихомолку посмеивались.
— Тут специалисты нужны.
Кошекова возмутилась.
— Вас, Сюзанна, еще и в помине не было, а я сопливой девчонкой уже стояла вот здесь и смазывала этот трехслойный пирог с изюмом и корицей. Так что меня не поразишь!
Оля, конечно, не могла привести подобный аргумент и поэтому неуверенно поглядывала на Колышко, который откровенно смеялся.
Чтобы разрядить обстановку, Оля обратилась к Сюзанне:
— Ну, как ваша рука?
— А вот так, — ответила Сюзанна, одним движением задрав рукав выше локтя. Почти на самом сгибе сидел огромный красный чирей.
— Чирей с доброе пирожное, — добавила она.
— И вы его не завязываете? — робко спросила Оля.
— Как прорвет, так завяжу, — отрезала Сюзанна.
Керубин нервно хихикал.
Глазировщицы работали за двумя длинными и узкими столами. Из соседнего помещения, откуда несло нестерпимым жаром, маленькие девочки приносили широкие противни с только что выпеченными листами теста. Другие девочки подносили большие фаянсовые миски с приготовленной массой, фаянсовые валики и пестики. В некоторых мисках масса была горячая, зеленого или розового цвета, в других — холодная, приготовленная на растительном масле. Девушки, работавшие в начале стола, ловко рассекали длинными ножами листы печеного теста и передавали их дальше, — здесь тесто смазывали повидлом или холодной массой, затем складывали слои в строго установленном порядке: слой песочного, слой повидла, слой бисквита, кофейная масса и в заключение ореховый или хлебный слой, во всяком случае, что-нибудь темное. Уложенные в таком порядке слои попадали в руки к мастерицам-глазировщицам. Те должны были с молниеносной быстротой вылить на мазурку горячую массу белого, розового или зеленого цвета и так же быстро и притом аккуратно размазать ее по всей мазурке, чтобы и поверхность была гладкой, и слой был равномерным. Длинные ножи, поминутно окунаемые в воду, ловко разглаживали поверхность мазурок. Далее стояли накладчицы, которые быстрыми и однообразными движениями накладывали на тесто сухое варенье. Их помощницы разрезали длинными ножницами зеленые побеги дягиля, сваренного в сахаре, и втыкали их между засахаренными вишнями, абрикосами и кружочками из апельсиновой корки.
— Не думал, что это так сложно, — заметил Керубин, внимательно присматриваясь к работе.
В конце стола работали отдельщицы, у каждой в руках была жестяная лейка, из нее они выдавливали на мазурку марципановые завитушки, а в центре делали несколько украшений «в стиле рококо».
— Как же вы тут управляетесь? — деловито спросила Кошекова у Сюзанны.
— Да вот так. Дело не стоит. Только что отправили в кондитерскую все заказы на пять часов. Сейчас готовим заказы для филиала на Вспульной и на Жолибоже. Взамен двух заболевших глазировщиц я нашла тут одну девушку, из Парижа приехала. Работала там в польской кондитерской. За двоих управляется.
— Это которая? — спросила Оля, но тут же сама заметила новенькую.
Та стояла за столом справа и необычайно быстрыми и точными движениями размазывала горячую розовую глазурь, которую выливала из грязной кастрюли ее соседка. Новенькой нельзя было дать больше пятнадцати лет; это была высокая, худая и довольно некрасивая девочка. В профиль она напоминала хищную птицу. Длинные слипшиеся волосы свисали из-под косынки, обрамляя худенькое лицо. Большие бархатистые глаза метали из-под надвинутой косынки колючие взгляды во все стороны. Без тени смущения взглянула она на приблизившуюся к ней Олю.
— У нас в Париже работают не то что у вас, — сказала она тоном превосходства и передала соседке обмазанную мазурку.
Оля улыбнулась и ответила:
— Вот и хорошо, научишь наших девушек работать.
К столу подошел Керубин. Он пристально вгляделся в девочку.
— А как тебя зовут? — спросил он ее.
— Жермена, — резко ответила она, обрабатывая уже новую мазурку.
Девушки за столом дружно засмеялись.
— Глупая она и упрямая, — безапелляционно заявила Сюзанна, — ее вовсе не Жерменой зовут, а Ядей…
Ядя, попросту Ядя, А как это сладко звучит… —пропел звонкий голос в дальнем конце стола. Но «Жермена» только нахмурилась.
— Ты давно приехала из Франции? — поинтересовалась Оля.
— Да, уже месяца два, — ответила Ядя низким, хриплым голосом, она явно умышленно подражала voix-canaille. Дядюшке моему что-то в голову стукнуло, вот он и приехал сюда…
— Родителей у нее нет, — вмешалась Сюзанна, — у дяди она воспитывается. А он мастером работает тут, на Праге, на каком-то заводе…
— А в Париже тебе лучше было? — спросил Керубин, ближе подойдя к «Жермене».
Она хмуро посмотрела на него и промолчала. Потом пожала плечами. Высунув язык от усердия, она обмазывала очередную мазурку.
— Конечно! Что за вопрос? — сказала девочка после долгой паузы.
— А как фамилия твоего дядюшки? — спросил Колышко.
— Да ведь вы знаете… — неожиданно ответила она. Ее большие глаза выражали недоброжелательство и презрение, но взгляд был проницательным. — Знаете вы. Зачем же спрашивать? Я вас в Париже видела… Я приносила пирожные в посольство…