Хвала и слава. Том 1
Шрифт:
— Мы едем до самого конца, — сказал мужчина.
— До этих смешных лошадей? — спросил женский голос.
Януш улыбнулся и осторожно оглянулся. Сзади стоял молодой человек, загорелый, улыбающийся, а рядом с ним — молодая толстушка в светло-сером костюме и красной шляпке, которые совсем не шли ей. Молодой человек очень внимательно посмотрел на Януша. Тот отвернулся. Станции мелькали быстро, и Януш уже собрался выйти на площади Согласия, когда почувствовал, что кто-то коснулся его плеча.
— Простите, — сказал молодой поляк, — вы пан Мышинский?
— Да, — ответил Януш. — С кем имею удовольствие?
— Вы не помните меня? Янек, сын Станислава, ну, этого, что у старой княгини Билинской.
Януш помнил, правда очень смутно, парнишку, который изредка проходил через кухню, направляясь к старому слуге, жившему под лестницей.
— А что вы здесь делаете?
— Я? Живу… Это моя жена.
Януш протянул ей руку.
— Это граф Мышинский, — объяснил Янек жене, — брат молодой княгини. Она знает, — сказал он Янушу, — я ей обо всем рассказываю.
Поезд затормозил у перрона с таблицей «Площадь Согласия».
— Где вы живете? — спросил Януш, неожиданно почувствовав симпатию к молодому человеку, который «все рассказывает» своей жене.
— На Сенполе [47] . Заходите к нам, запишите адрес.
— Я и так запомню, — сказал Януш.
Янек назвал улицу и номер дома.
— Приду обязательно.
— Знаете, княгиня тяжело больна, отец писал мне, — бросил ему вдогонку молодой человек.
Но у Януша уже не оставалось времени для расспросов. Он выскочил почти на ходу, нарвавшись на строгое замечание кондуктора, быстро поднялся наверх и зашагал по улице Риволи к Вандомской площади.
47
Янек произносил на польский лад французское «Saint Paul» («Святой Павел»).
Сестру застал в некотором смятении. Она тоже получила известие о болезни княгини. Хотела ехать в Палермо, но Спыхала, который в это время большими шагами ходил по коврам в ее комнате, отговаривал ее от этой поездки. Янушу показалось, что перед его приходом они даже ссорились. Спыхала убеждал Марию, что нет никакого смысла пускаться в такое утомительное и дорогое путешествие, не узнав поточнее, каково состояние больной. В конце концов Януш уговорил сестру послать телеграмму мадемуазель Потелиос, находившейся вместе с княгиней в Палермо, и таким способом выяснить истинное положение.
После завтрака, наспех съеденного внизу, у Рица, Билинская заявила Янушу, что берет его с собой на вечер в посольство. Януш сделал недовольную мину, но так как ему все равно следовало побывать там, он решил, что лучше пойти с сестрой, чем одному. Когда они выходили из ресторана, Спыхала сказал Билинской:
— Об этом деле мы еще поговорим с тобой. Ты ведь не уедешь в Палермо?
При Януше они не стесняясь называли друг друга по имени. А в обществе переходили на «вы», но часто сбивались, и это давало пищу для многочисленных острот. Януш удивлялся, как может Спыхала мириться с таким двусмысленным положением.
Вечера на авеню Токио проходили нудно. За большим овальным столом распоряжалась супруга посла. Поздоровавшись с ней, полагалось садиться на свободное место обычно рядом с незнакомыми людьми и обмениваться с ними банальными фразами, пока наконец не нащупывалась тема, интересная обоим собеседникам. Януш не был создан для такого общения с людьми. Хозяйка дома усадила Билинскую неподалеку от себя, между княгиней Дудовиль, урожденной Радзивилл, и какой-то дамой, вырядившейся в яркие перья и кружева. Янушу было указано место рядом с двумя девочками-подростками, одна из которых оказалась чрезмерно болтливой. Барышня сразу же атаковала Януша вопросами, где он играет в теннис и занимается ли греблей на озере в Булонском лесу. Рассеянно отвечая ей, Януш рассматривал собравшихся за столом. Очень забавный старичок в серой визитке и белоснежном пластроне с большим изумрудом объяснял что-то даме в огромной черной шляпе с дорогими перьями. Дама в шляпе была очень красива, к тому же лицо ее показалось Янушу знакомым. Оно выделялось на фоне невыразительных лиц какой-то игрой страстей и интеллекта.
— Вы смотрите на того господина? — спросила болтливая соседка Януша. — Правда, забавный? Это Бони де Кастеляне, известный мот, пустивший на ветер не только свое состояние, но и состояние своей жены, американки из богатой семьи Гульдов. Недавно он написал книгу «L’art d’^etre pauvre» [48] .
— Нет, нет, — сказал Януш, — я смотрю на соседку. Кто она такая?
— Это миссис Эванс, американка. Поет в кабаре под именем Ганны Вольской.
— Вольская? — повторил Януш. — Полька?
48
«Искусство быть нищим» (франц.).
— Кажется. Не то полька, не то русская.
Потрясенный Януш разглядывал даму в черной шляпе.
«Конечно же, это Ганя Вольская, — думал он. — но как она изменилась за эти девять лет!»
«Что с ней стало, боже мой», — с жалостью думал Януш, словно перед ним была не красивая, цветущая женщина. Мысленно он видел маленькую Ганю, тайком приходившую к Шиллерам, чтобы поучиться у Эльжуни. Он уже не слышал, о чем спрашивает соседка, несколько раз ответил ей совершенно невпопад, и та отвернулась к пышной даме, сидевшей слева.
Марыся Билинская явно скучала, окруженная дамами в перьях и кружевах. Она бросала выразительные взгляды на брата, пытаясь втянуть его в беседу, но сама односложно отвечала на вопросы своих соседок. Наконец Марыся встала.
— Вы, конечно, будете на концерте Падеревского? — спросила ее супруга посла.
У Билинской было такое выражение лица, будто она впервые слышит фамилию Падеревского.
— Mais certainement… [49]
Дама в черной шляпе тоже поднялась.
49
Ну конечно (франц.).
— Good bye, missis Evans [50] , — холодно процедила хозяйка дома.
— До свиданья, пани, — ответила ей по-польски Ганна Вольская, и в этом «до свиданья» прозвучало все: оттенок раздражения, презрение, превосходство, но вместе с тем и какая-то грусть. Януш в эту минуту оказался рядом с ней. Выходя, мисс Эванс наткнулась на него, увидела и вдруг улыбнулась совсем простодушно.
— И вы здесь, пан Януш? Попались! А что с Шиллерами?
Супруга посла удрученно смотрела, как Януш совершенно запросто целует руку американской миллионерше, певице кабаре.
50
До свиданья, миссис Эванс (англ.).