Хватка
Шрифт:
Петрок натянул башмаки, встал, трясясь от холода, отряхнулся от соломы, взял ведро и подошел к воротам. Резко открыв их, он ловко выскочил наружу, не давая возможности Дунаю вырваться на свободу. Пес, заскреб лапами по двери, и дважды недовольно пролаял вслед.
Оглядевшись, Петруха увидел, что солдаты, забросив лямки автоматов на плечи и непринужденно болтая о чем-то своем, уже отмеряли по направлению к усадьбе шагов сто, а вместо того человека, что привел его на хоздвор, перед ним стоял какой-то другой, высокий, худой мужчина в полосатой,
— Ты с Украины? — с простудной хрипотцой спросил незнакомец.
Петруха кивнул.
— Назад пойдешь со мной, — заявил чужак, — Янису …понадобилось отойти, я отведу тебя. Идем…
— Я могу и сам, — чуя неладное, попытался отстраниться Петрок, но неизвестный схватил его за руку и жестко притянул к себе, но так, чтобы со стороны это не вызывало подозрений.
— Пойдешь со мной, — сквозь зубы прошипел он, — поговорить надо.
— Дядько, — поднимая глаза к находящейся где-то вверху голове незнакомца, со страхом выдавил из себя Петруха, — я зараз крикну. Чого ты меня хватаешь?
— Тихо, — чужак резко переменил тон на более мягкий, — идем, не бойся.
— Да не пойду я, — уперся Петрок, — шо я тебе такого сделал?
— А ну! — высокий с силой толкнул юношу к краю двора, где, ныряя в придорожную канаву, шла ведущая к фермам тропинка:
— Иди, — недовольно прохрипел он, — и если хочешь дойти до свинарника живым, внимательно слушай то, что я буду говорить. Вперед!
Петрок медленно повернулся и, покорившись судьбе, побрел к тропинке.
— Головой не верти, — идя следом, наущал новый проводник, — шагай спокойно, как будто нам с тобой просто по пути. …Ты откуда с Украины?
— Дядько, — испуганно бросил Петрок через плечо, что вам от меня надо, я тут только второй день.
— То-то ж и воно, — замечая, как скрылся за кустами хозяйский двор, приблизился и заговорил тише незнакомец, — вовремя тебя, браток, привезли, ой как вовремя. И к рыжему приставили тоже. Лучше и придумать нельзя было, видно слышит нас бог.
— Какой бог, — холодея от страха, снова стал оглядываться Петруха, — что вам надо, дядько?
— Тс-с, — коротко прошипел чужак, — говорю же, не верти головой. Скажи лучше, чего темнишь, откуда с Украины?
— А на шо воно вам?
— Да знать хочу, — с подозрением ответил высокий, — наш ты человек, русский, или дешевка, как Ленька.
— Та який ж я руски, раз з уманьщины? — не понял Петрок.
— То не беда, хлопче, — заговорил еще тише незнакомец, — оно, если ты наш — то и русский, хоть ты с Украины, хоть татарин с Казани. А тот, рыжий свинарь, с которым ты работаешь, хоть и из России-матушки, с брянщины, а нелюдь и падла последняя. Но то его гнилое дело, пусть сам в этом варится, сука, а вот меня и моих друзей на сегодняшний день интересует вот какой вопрос, ты-то, брат, какой породы? Нашей или его?
— Никакой я не породы, — помня внушения Леньки, относительно лагерных работников, неопределенно ответил Петрок, — работаю и ни во что не хочу лезть.
— И не лезь, — согласился высокий, — вот только сделай то, что нам надо, и на дно.
— Откуда ж я знаю, что вам надо, дядько? — удивился Петруха.
— Понимаешь, — опасливо огляделся незнакомец, — очень надо одному человеку помочь. Сегодня вечером, когда пойдешь кормить собаку, уломай рыжего пойти с тобой.
Петруха опустил взгляд к земле и буркнул в сторону:
— Говорю же, я никуда не хочу лезть.
— Ты и не лезь, — снова повторил высокий, — только вымани рыжего на хоздвор так, чтобы он ничего не заподозрил, и все. И не вздумай продать меня, худо тебе будет.
— А если он не пойдет? — чувствуя, как страх хватает его за горло, стал сдаваться Петрок.
— Ему же хуже, — вздохнул чужак, — и без тебя бы судьба его наказала за всех, кого он сдал немцам, а так выходит, что ты и для нас, и для него шанс на спасение.
— Я ничего не понимаю, — оглядываясь назад, втянул голову в плечи Петруха. — Дядечко, чего вы ко мне пристали?
— А тебе и не надо ничего понимать, — ответил незнакомец, — просто вытяни вечером рыжего на хоздвор. Предложи ему, как напарнику — «пошли собаку кормить». Дальше тебя ничего не касается. А спросит кто, то ни я тебя не знаю и в первый раз вижу и ты меня, понял? Скажешь вышел, Яниса нет, ушел куда-то, его, кстати, фрау позвала, а ты осмотрелся, увидел меня и попросил показать дорогу.
— Я ж не просил, — округлил глаза Петрок.
— А скажешь, что просил. Ты пойми одно, парень, меня сюда возили на работы до тебя, и будут возить после. И чтобы ты не сболтнул обо мне управляющему или хозяйке, я отвечу, что тебе что-то померещилось и мне поверят. Для этих господ и их соседей я пока незаменимый. А знаешь почему? А потому, что любого, кого они прикажут, по-тихому в жижу коровью хоть и живьем закопаю. Понял — нет? Доведется, и тебя утоплю, живого или мертвого, если вдруг сегодня решишь рыжему о нашей прогулке рассказать. Заруби себе на носу, у нас здесь везде свои глаза и уши, так что вечером, когда за тобой пришлют Яниса, мы будем точно знать, с Ленькой ты идешь на хоздвор или один.
Очень советую, сделай все, чтобы увести его со свинарников, — положив огромную ладонь на худое плечо Петрухи, приостановил его высокий, — нам всем от этого станет легче, поверь. Этим ты спасешь падлюку рыжего и одного …хорошего человека. И от себя грех отведешь. А теперь прикуси язык и беги к себе на фермы…
Петруха вырвался и с испугу припустил так, что добежав до своей бытовки, чуть не свалился замертво. Нужно признать, что на такие рывки у него еще не хватало сил. Леньки на месте не оказалось и его помощник, рухнув на топчан, смог спокойно отдышаться. Мысли толкались в его голове, как беспокойные мышата, а ухающее в груди сердце все больше теснили сомнения — «говорить — не говорить?»