Хватка
Шрифт:
Если опустить скучные и непонятные для вас научные термины, складывающуюся ситуацию можно обрисовать так: нужно было где-то в одном месте накопить с помощью специальной аппаратуры максимально возможное количество того, что мы называем души. Согласитесь, это намного проще, чем гоняться по всему миру за одним-двумя мега-источниками энергии, называемыми «природные Духи».
К сожалению, вам это трудно понять, но вы постарайтесь, Фридрих. Я уже говорил об этом, вспоминайте. Славянские или арийские души это не просто сгустки энергии. Практически все они имеют каналы связи с более мощными, не проявленными природными структурами — Природными Духами. В это трудно поверить но, тем не менее, так и есть! Душа Славянина или Ария не просто способна, она призвана накапливать опыт и развиваться практически бесконечно. Именно поэтому все идейные представители этих народностей практически не боятся смерти. И, поверьте, не имеет значения, какими идеями им забили голову — христианством, капитализмом, социализмом или коммунизмом. Все они где-то глубоко на подсознании верят в бессмертие собственной души.
Уничтожить такой сгусток энергии достаточно сложно. Будь все иначе, мы давно бы уже сделали это и обошлись без открытой войны. С ними всегда было крайне сложно воевать. Единственный способ хоть как-то совладать с их душами — «усыпить».
Время не стоит на месте, Фридрих. Мы сейчас находимся на завершающей стадии разработки технологий, легко способных делать это. Но, это уже снова отвлечения, и Бруно Гальке как никто другой об этом осведомлен.
Так вот, — продолжал ученый, — сейчас я буду говорить как можно проще, чтобы вы понимали всё. Последнее время мы, с помощью вашей группы, на удивление легко собирали нужные нам души и накопили их достаточное количество. Телеграфировала наверх. Как и было оговорено заранее, после этого сообщения в «Вервольф» для закачки прибыл «объект». Думаю, вы догадываетесь, о ком идет речь?
Винклер кивнул.
— Да, представьте себе, — Грайте выразительно поднял брови, — именно этот «объект», а с ним вместе и все его соратники. Они, кстати, тоже ждали своей очереди на закачку.
Несколько дней все мы жили ожиданием. Шла интереснейшая, кропотливая работа по передаче энергии, или, как я уже выражался ранее, по накачке «объекта», но! В результате всех этих неимоверных усилий мы получили — ноль! Представляете, Фридрих? — ученый нагнулся и стал шептать ему прямо в ухо. — Душа «объекта», вернее то хранилище, в нас, в людях, что способно накапливать опыт, эмоции, все, что имеет под собой энергетическую основу, не приняла в себя из нашего банка ни-че-го. Вы понимаете, что произошло?
Винклер отрицательно покачал головой.
— Это плохо, — с сожалением заключил ученый, — но вам, по сути, и не надо ничего понимать. Просто передайте Бруно то, что душа «объекта» не взяла ничего. Фридрих, очень прошу вас, не отстраняйтесь, сейчас слушайте меня особенно внимательно! Если со мной что-то случится, вы максимально точно должны передать Бруно Гальке то, что сейчас услышите, я сутки писал научное обоснование под это, они в портфеле, но ведь не факт, что эти бумаги попадут к нему.
Запоминайте: нам известно, что все воспринимающе-передающие субстанции Славян и Ариев, которые мы назовем просто «души», прекрасно адаптируются друг к другу, они родственны. Но, как у же сказал, эта же субстанция накачиваемого «объекта» не приняла ровным счетом ничего! Вывод — это субстанция другого толка, не имеющая никакого отношения ни к Славянам, ни к Ариям.
Именно эту информацию я, по своей глупости, и отобразил в своем коротком отчете, передав его вчера утром в центр. Ничего не поделаешь, ученый должен быть максимально правдив и, в случае неудачи, отображать на бумаге все ее истинные причины.
Это следует делать хотя бы для того, чтобы исключить в будущем более серьезные последствия для «объекта». Все работы с ним в этом направлении следует прекратить.
— Вы хотите сказать, — треснувшим от внутреннего напряжения голосом спросил Винклер, — что «объект» не Арий?
— Фридрих, выводы оставьте для других, в том смысле, что это уже не ваше дело. Я лишь прошу максимально точно передать Бруно то, что вы от меня услышали.
— Хорошо, — стал приходить в себя офицер, — но почему вы думаете, что с вами что-то может случиться?
— Не только со мной, — тяжело вздохнул ученый, — но и с вами. Сегодня утром в форме офицера гестапо ко мне ворвался Бауэр и приказал немедленно собираться. Естественно, я стал его расспрашивать, отчего вдруг такая спешка? Конрад только выругался в ответ, после чего сбивчиво сообщил мне о том, что вы идете на повышение, я возвращаюсь в контору, а ваша группа и все свидетели «охоты» прямиком едут на фронт, в самое пекло.
Мы с Бауэром давние приятели и, поверьте, он никогда со мной так не разговаривал. Черт, — выругался Грайте, — я опять отвлекаюсь на ненужное. Винклер, скажите, вы хорошо запомнили то, что нужно передать Бруно Гальке?
— Думаю да.
— Тогда, пока не пришел мой …приятель, давайте расползаться по разным углам. Я очень устал за эти дни, поэтому, если я буду храпеть на той скамейке возле кабины пилота, это будет выглядеть вполне правдоподобным. Кстати, вам я тоже советую занять себя хоть чем-нибудь, главное, чтобы складывалось полное впечатление того, что мы ни о чем не говорили и вообще едва знакомы, общаясь только по служебным вопросам. Вы должны знать, Винклер, если в вашем или моем поведении всплывет хоть малейшая фальшь, это может стоить жизни нам обоим! Так что уж постарайтесь выглядеть естественным и помните, Бауэр сейчас очень большой и могущественный человек…
Грайте поднялся, вытащил из-под скамьи свой чемодан и, стараясь выглядеть уставшим и разбитым, поплелся в переднюю часть салона. Заправка самолета заканчивалась, грузовик снаружи сбавил обороты, летчики снова начали что-то кричать и стучать по фюзеляжу.
Винклер откинулся назад, и закрыл глаза. В его голове, на удивление холодно воспринявшей совершенно безумную информацию от Грайте, носились невыясненные вопросы из какой-то совершенно другой области. Отчего-то бред ученого, который следовало передать Бруно Гальке, остался в голове офицера совместно с тревогой за судьбу его группы. Все же, что ни говори, а было что-то личное в том, как легко спишут в утиль собранное им по крупицам из разных войск, по сути, уникальное подразделение. Фридрих был уверен в своих парнях и знал, что никто из них парней, будь то солдаты или офицеры, никогда не выдаст деталей задания. Все члены группы были не раз жестко проверены…
Погруженный в размышления Винклер незаметно задремал. Холодил тело врывающийся через открытую дверь ветер, слышались голоса вернувшихся в салон летчиков, но мысли командира «охотников» в это время были уже где-то далеко от этой той неприятной действительности, где родство с высоким чиновником вдруг перевело его в ранг предателя. Вскоре и эти мысли ушли на другой план, погружая Фридриха в пустое и глубокое забытье.
Спал он долго и продолжал бы это делать еще и дальше, если бы вдруг в лицо не дохнуло неприятным, едким запахом. Винклер открыл глаза. Перед ним сидел Конрад Бауэр. Как и говорил Грайте, в черной форме гестапо, поверх которой, хрустя новизной и источая тот самый химический запах, был одет черный, кожаный плащ.