Хвост огненной кометы
Шрифт:
– Можно выходить.
Полыхающая еще глыба дворца находилась прямо перед нами. Но не она поразила меня своей суровой величественностью. Справа, почти у каждого дома, топталось, чуть ли не по взводу солдат. Глаза бойцов были полны любопытства – кого это черт принес на их голову?
Обежали торец здания. Возле входа нас тоже поджидали солдаты.
– Кажется, Рохлин для нашей безопасности перебросил сюда весь свой корпус, шепнул мне Саня.
По команде Еремина, бойцы углубились внутрь дворца. Я решил записать на лестнице стендап (корреспондент в кадре). Анненков подхватил камеру, я взял микрофон,
По лестнице поднялись на второй этаж.
– Выше не пойдем, – сказал Еремин.-На верху еще могут оставаться недобитые бандиты.
Но для полного впечатления с лихвой хватило и второго. Весь необъятный коридор, проломленный по середине бетонобойными бомбами, горел. Без дыма и копоти, каким – то ровным, алым пламенем. Саня снял великолепные кадры – высокое пламя, а сквозь него, через брешь в стене, гостиница «Кавказ», у которой замерли два подбитых танка.
Зашли в одну из комнат. За окнами, как на ладони, площадь Ленина. Я подошел к правому окну и слегка высунулся. Почти сразу от бетонного оконного проема отлетел кусок штукатурки. Пуля со свистом отрикошетила в глубь помещения.
– Во, блин, по нам стреляют, – вырвалось у меня.
Оказалось, Анненков умудрился снять этот момент. Кадры с моей головой в окне, потом демонстрировали почти все мировые телеагентства, кроме нашего ОРТ. Редакторы сказали, что планы потеряли. Подпольная продажа видеоматериалов за наличку, тогда широко практиковалась. Одни бегали под пулями, другие делали деньги, сидя в теплых кабинетах.
– Снайпер! – налетел на меня хищной птицей полковник. – Не задело? Слава Богу. Все, уходим.
И в самом деле, пора было уходить. Три обстрела за день – не шутка.
Свои среди своих
В Моздок возвращались в теплом вертолете Степашина. Саня включил накамерную лампу, и я за полчаса спокойно написал текст. Спецназовцы из охраны директора ФСК налили нам по полстакана коньяка и весь оставшийся полет мы сладко проспали.
Редакторские ножницы в Москве, почти не тронули моего сюжета. В нем прозвучало главное, что я за эти два дня понял, и чего ждали от меня федералы – армия действительно воюет за Россию. Не за интересы нефтяных королей и кремлевских политических интриганов, а именно за Россию. Это оценили боевые офицеры, и уже на следующий день отношение к нам в Моздоке изменилось. Мы стали своими среди своих и сняли за ту командировку еще много военных репортажей. Заметки для них в моей другой записной книжке.
Красные маки
Заметки военного корреспондента программы «Время» из другого дневника
Сюжет первый. Один в поле воин
Теплая
18.05.1995. И так настроение было ни к черту (9-го мая я вел парад Победы на Поклонной горе, и вышла одна неприятность), а тут еще этот пьяный подполковник из пресс-службы – предъяви ему московскую аккредитацию внутренних войск и все. А я просто не успел ее оформить.
Утром меня вызвал замглавного редактора Игорь Минаев.
– Понимаешь, – шеф задумчиво потер подбородок, – звонил Береза. Нужны репортажи из Чечни о мирном урегулировании конфликта. Там какие-то переговоры, что ли идут. Может, съездишь?
Никто и никогда на программе «Время» не отправлял корреспондентов на войну в приказном порядке. Шли только «добровольцы». В тот день я дежурил от отдела и как раз писал комментарий о ситуации в республике. Находился, что называется, в теме.
– Желание Бориса Абрамовича, конечно, закон, но сегодня закончился срок перемирия. Федералы начали наступление на Бамут и Сержень-Юрт, чтобы выйти в горные районы. Какое урегулирование?
– Я видел твой материал в девятичасовых Новостях, – кивнул Минаев, – но это же ты лепил по агентствам, а что там на самом деле происходит, не известно.
– В Грозном Коровкин сидит, позвони ему, – неуверенно попытался убедить я начальника. Лишний раз соваться «на фронт» не хотелось, за меня очень сильно переживала больная мама.
– Коровкин три дня назад улетел под Ведено и от него ни слуху, ни духу.
С Игорем у меня сложились полуприятельские отношения. И все же шефу «в просьбе» не откажешь.
– Ладно, – согласился я вздохнув. – Когда нужно ехать?
– Вчера.
Я обзвонил всех федералов – десантников, морпехов, летунов, но никто в тот день в Чечню не летел. Только в пресс-службе внутренних войск Василий Панченко с радостью мне сообщил, что их борт уходит на Моздок из Чкаловского через два с половиной часа.
– Возьмете?
– Нет проблем.
– Теперь от вашей пресс-службы вроде бы официальная аккредитация нужна.
– Не успею нарисовать, – прохрипел в трубку Вася, – начальника нет. Я позвоню в Ханкалу. Мой зам тебе бумагу на месте выпишет.
Заместитель Васи вертел под карманным фонариком мое удостоверение (на Ханкалу давно уже навалилась ночь) и ехидно улыбаясь, повторял одно и тоже:
– Давай аккредитацию. Нет аккредитации, будешь безвылазно сидеть со своей группой на базе.
Я прекрасно знал этого подполковника, так же как и он меня. Однако у Валеры К. (не буду называть его фамилию), видимо в голове что-то переклинило.
– Панченко по поводу меня звонил?
– Телефонировал. Ну и что? Я здесь хозяин, так и передай потом Васе.
– Зачем потом? – рассердился я.-Могу прямо сейчас рассказать ему по спутниковому телефону, что его подчиненные, вместо того чтобы выполнять свои служебные обязанности, пьют горькую, как собаки.
– А-а, собаки, – махнул куда-то рукой Валера.-А я ведь имею право без аккредитации тебя и в яму посадить. В зиндан хочешь? Могу.
Мне ужасно надоел подполковник, но приходилось выслушивать его ахинею. Оператор Володя Кипин велел своему ассистенту развернуть спутниковую связь. Почти в полной темноте я видел на его лице неподдельный испуг.