Хвост огненной кометы

Положенцев Владимир

Монету бросать мы с Шурой не стали. Как-то само собой решилось, что летит он со своим оператором Володей Кипиным, а мы с Анненковым остаемся здесь. Я был рад, что Кипин вернется в Москву. Позже мы с ним не раз попадали в Чечне в различные переделки, и у него не дрожала рука, и всегда сохранялся четкий фокус. Но тогда он, искренний, добрый парень, бесконца повторял: «Боюсь, ребята, хоть зарежьте, боюсь».

19.20. Самолет главкома ВВС оторвался от земли. Сенсационный материал отправлен и это главное.

Мы

с Саней Анненковым стояли на пороге штаба и прикидывали, что делать дальше.

Грачев тоже улетел в Москву, Степашин, Ерин и Квашнин растворились в неизвестном направлении. Да и вряд ли мы были им нужны. Пресс-службы ОГВ еще и в помине не существовало. Дежурный по штабу лишь плечами пожал, когда мы у него спросили, где бы нам переночевать:

– Езжайте в город, там есть гостиницы.

Легко сказать «езжайте». На чем? На своих двоих? От военной базы до Моздока – семь верст до небес.

Но нас, как выяснилось, все же кому-то перепоручили. Этот молчаливый и безликий «кто-то» накормил нас в офицерской столовой и уложил спать в казарме. На этом его функции закончились.

Засыпали под грохот взлетающих и приземляющихся штурмовиков. Мы не знали, что завтра воочию увидим, как они работают по целям.

Сюжет второй. Во дворце Дудаева

Гостеприимные осетины

Я растолкал Саню, как только начало светать. Быстро умылись, собрали аппаратуру. У дежурного поинтересовались, поступали ли по поводу нас какие-нибудь указания.

– Конечно! – радостно кивнул майор.

– Какие?

– Накормить.

– И все?

– Все.

– Нам нужно до Грозного добраться.

Майор зевнул:

– Этого я, хлопцы, не знаю. Сходите на аэродром. Может, летуны вас на какой-нибудь борт пристроят.

Вышли на улицу. Было снежно и в, отличие от вчерашнего вечера, тепло. Почти прямо напротив штаба, у широкой брезентовой палатки полукругом сидели на корточках беженцы. Все курили, в том числе и женщины. К полевому госпиталю подъехала крытая машина, начали разгружать раненных. Я отер лицо пушистым снегом, закинул на плечо штатив, подхватил кофр с батареями и кассетами:

– Завтрак отменяется. Раньше нужно было вставать.

Оператор спорить не стал. Он шустро преодолел неширокую дорогу, почти на ходу снял несколько планов с беженцами и раненными.

По аэродрому гулял сильнейший ветер. Мы остановились у кромки поля. Недалеко загружались два Ми-8. Тогда, почему-то и в голову не пришло зайти на КП, узнать какой борт куда идет и официально на него попроситься.

Подошли к первой вертушке. Солдаты, закидывающие в вертолет зеленые ящики, в разговор вступать не пожелали. У второй машины стояли пилоты. Увидев камеру и штатив, они поинтересовались:

– Откуда, рэбята?

– Программа

«Время».

– О! Я такую программу смотрю.

Летуны явно были кавказцами. Узнав, что мы хотим добраться до Грозного-Северного, а оттуда до штаба Рохлина, зацокали языками:

– Что вам там дэлать, а?

– Работать.

– Здэсь работайте, там стреляют.

– Ничего не поделаешь.

– А-а. Мы идем на Владикавказ. Давайте с нами, если хотите.

Видя нашу непреклонность, один из летунов полез в вертушку:

– Сэйчас по рации узнаю.

Через минуту он появился снова:

– «Ноль семнадцатый» скоро на Северный пойдет. Он вон там, за ТУшками стоит, – летчик махнул рукой в сторону двух полурассыпавшихся стратегических бомбардировщиков ТУ-95, с заколоченными фанерой кабинами.-Еще врэмя есть. Залэзайте к нам.

Почти насильно кавказцы затащили нас внутрь своего вертолета. На старом чемодане тут же расстелили газету. Появились домашняя колбаса, хлеб, полбутылки чачи.

– Покушайте, пожалуйста, там нэкогда будэт.

Отказаться от ароматной колбасы было не возможно. Мы с Саней руками отломили по кусочку. Один из летчиков зазвенел стаканами. Я приложил руку к сердцу:

– На работе нельзя.

– Боевые сто грамм. На пэрэдовую идете. Там везде эта пэрэдовая.

Удивительно, но летчик почти в точности повторил слова Рохлина.

Я отрицательно помотал головой.

– Потеряем спьяну аппаратуру, что тогда делать? – попытался отшутиться Саня.

– Головы не потэряйте.

Осетин со вздохом отставил в сторону бутылку и задал мне неожиданный вопрос:

– Вот ты мнэ скажи, Ельцин дурак?

Я с трудом проглотил кусок:

– Не похож.

– А-а. Тогда скажи. Вот Россия большой брат. Так? А мы – Осетия, Ингушетия, Чечня младшие братья. Если старший брат бьет младшего, разве это хорошо? Разве нэльзя было словами объяснить?

Мы с Анненковым промолчали.

– А-а. Ну, ладно, кушайте.

Через десять минут осетины проводили нас до вертушки, отправляющейся в Грозный. Летчик категорически отказывался нас брать. Он размахивал руками и кричал на кавказцев. Что именно слышно не было, лопасти уже вращались во всю. Наконец, недовольный, но видимо сломленный летчик подошел к нам.

– Документы есть?

Внимательно изучив служебные удостоверения, коротко бросил:

– Садитесь, – и, обернувшись на осетин, прохрипел.-Мне голову снимут!

– А ты никому нэ говори, – подмигнул ему кавказец, который интересовался у меня умственными способностями президента.

Я уже пристроился на лавке возле бака с горючим, когда он заглянул в вертолет.

– Знаешь, если брат совсем сбился с правильного пути, пропадает, так сказать, и никого нэ хочет при этом слушать, можно и по уху съездить. А?