И нет этому конца
Шрифт:
Сейчас все усилия он тратил на то, чтобы скрыть от Раи свою растерянность. Не дай бог, если она догадается, что Юрка остыл к ней, поймет это по его, Бориса, глазам, в которых нет-нет да и промелькнет радость!
Но она ничего не замечала. Сразу принялась за дело. Принесла откуда-то пустой мешок. Борис держал его, а она с санитаром кидала туда бинты и вату. Иногда он встречал ее взгляд, тут же теплевший от дружеского расположения к нему.
А потом за ней прибежала санитарка:
— Товарищ старший лейтенант! Вас товарищ майор вызывает!
— Что там?
— Раненых привезли! Две машины!
Перевязочные
У двери Рая все-таки вспомнила о нем и обернулась:
— Боря, мы тронемся не раньше чем через час! Обязательно приходи! Прямо ко мне, в приемное отделение! У меня к тебе дело есть!
— Хорошо! Приду! — крикнул ей вслед Борис.
И не пришел. Так уж сложились обстоятельства. Выходя из аптеки, Борис нос к носу столкнулся с капитаном Королевым, который был адъютантом комбрига до Юрки. С весны прошлого года Королев стал офицером связи корпуса, и они довольно часто встречались на фронтовых дорогах.
На этот раз Королев при виде Бориса почему-то удивился:
— Ты здесь?
— Да, а что? — насторожился Борис.
— А я думал, что ты тоже в окружении.
— В каком окружении?
— Ты что, с луны свалился, не знаешь, что ваша бригада попала в окружение?
— Как попала в окружение? Когда? Я только оттуда!
— Ты действительно ничего не слышал?
— Нет.
— Так вот, час назад немецкие панцеры вышли к Куммерсдорфу и перерезали дорогу на Лауцен!
Это было шоссе, которым Борис добирался сюда.
Значит, сейчас они все там, в окружении. И Юрка, и весь медсанвзвод, и добрый десяток его друзей! Они там, а он тут, в безопасности! Может быть, многих из них уже нет в живых…
Что же делать? Главное — как доставить туда перевязочные материалы? Когда он уезжал, бинтов и ваты в бригаде оставалось всего на полдня работы.
— Да, положение, — выслушав Бориса, согласился Королев. И вдруг оживился: — А ты попробуй сходить в штаб корпуса. Может быть, там что-нибудь придумают?..
— Попробую… Бывай!
— Бывай!..
Закинув за спину мешок с бинтами и ватой, Борис быстрым шагом двинулся к центру городка.
За какие-нибудь полчаса, пока он получал перевязочные материалы и разговаривал с Королевым, улицы неузнаваемо изменились. По ним потянулись колонны грузовиков и обозы, спасающие от возможного прорыва немцев различное военное имущество. Непрерывно сигналя клаксонами, в общий поток с немалым трудом втискивались штабные автобусы и легковушки второго эшелона, медсанбатовские «санитарки».
А на перекрестках уже стояли и следили за порядком суровые, не идущие ни на какие уступки регулировщики с автоматами — солдаты комендантского взвода. В отличие от девчат дорожного батальона, эти не остановятся, если потребуется, перед решительными действиями.
А в такой момент все может быть. Хотя командование корпуса и оповестило всех, что это никакое не отступление, а только передислокация тылов с танкоопасного направления, нервы у большинства взвинчены. Поэтому время от времени кто-нибудь да срывался. То пытался объехать — и неудачно, то поторопился —
В общем, состояние людей понять нетрудно. Ведь все, что было до сих пор, походило на волшебный сон. И то, что ты уже на немецкой земле. И то, что до самого Берлина осталось всего двести километров. И то, что ты еще живой… А сон… а сон всегда может прерваться…
Борис шагал, не обращая внимания на машины, которые то и дело заезжали на тротуар, превращая его в густое и вязкое месиво Ясно одно: он должен во что бы то ни стало добраться до бригады! Где бы она ни находилась!
Не исключено, что в ближайшие часы она сама выйдет из окружения. Тогда придется искать ее где-нибудь поблизости. Борис убежден, что прорываться она будет к своим тылам, которые расположены отсюда в нескольких километрах. Так было, например, в конце прошлой операции, когда наступление в результате многодневных ожесточенных боев также выдохлось.
Борис потянулся за планшеткой, чтобы посмотреть все по карте, но тут вспомнил, что не взял ее с собой. Обычно он никогда не расставался с планшеткой, но сегодня, рассчитывая скоро вернуться, оставил ее в штабной «санитарке». Таким образом, ко всем его тревогам прибавилась еще одна. В планшетке находилось то, чем он особенно дорожил: Раины фотокарточки и фронтовые записи. Свои фотоснимки Рая подарила ему еще в училище. Откровенно говоря, он уже тогда был влюблен в нее по уши. Она, конечно, видела это и, чтобы не отставать от подруг, вовсю крутивших с ребятами из мужского фельдшерского батальона, тоже принимала его ухаживания. Впрочем, ей, как и ему, казалось, что она его любит. Но только после того, как они попали на фронт и попросили, чтобы их направили в одну часть, они поняли, что не надо было этого делать. Ровно через месяц Рая перебралась в блиндаж к комбригу — высокому и стройному седоватому полковнику, в которого нельзя было не влюбиться. Ходили слухи, что они расписались в Киеве. А потом в ее жизнь и в жизнь полковника вихрем ворвался юный и прекрасный как бог Юрка…
Но эти фотокарточки принадлежали ему, Борису, и никому больше. И он бы не хотел, чтобы их кто-нибудь увидел. Даже Юрка, хотя тот и так все знал от Раи.
Неожиданно Борис усмехнулся. Боже, какая ерунда лезет в голову. Если и суждено кому-нибудь заглянуть в планшетку, то фрицам! А им плевать на все фотокарточки мира!
Другое дело — тетрадка с фронтовыми записями. Разумеется, он ничего такого не писал. Но кое-что немцы могут почерпнуть: он день за днем описывал все, что видел и слышал. «Тоже мне летописец Нестор!» — мысленно выругал он себя.
А вообще обидно: два года таскал с собой планшетку, а один раз оставил ее — и на тебе, окружение!..
— Товарищ старший лейтенант! Товарищ старший лейтенант! — вдруг услыхал он позади.
Борис обернулся. К нему бежал, лавируя между машинами, солдат в новенькой офицерской шинели с подоткнутыми полами. Борис узнал его. Это был ординарец начальника обозно-вещевого снабжения капитана Осадчего, со странным именем Коронат.
В иное время эта встреча вряд ли вызвала бы какие-либо чувства. Теперь же, увидев знакомую физиономию, Борис обрадовался: кем бы тот ни был, а все-таки однополчанин.