И овцам снятся пастухи
Шрифт:
— Я останусь с тобой, — Заявил он безапелляционно. — Я к этому двадцать пять лет шёл, чтобы наблюдать их, изучать их язык!
— Эх, Мати, Мати, — Я протянул руку и потрепал его по голове.
— Что? — Он внимательно посмотрел на меня.
Я вздохнул, но так и не решился сказать, что жить нам осталось недолго.
Снова загремели засовы на двери, и в камеру вошли три конвоира. Хотя все азиаты были для меня на одно лицо, я готов был поклясться, что это были другие солдаты, не те, что приходили за мной. Тот, что с дубинкой, остался закрывать камеру, двое других потащили нас в направлении, противоположном тому, куда нас водили на допрос. На старом промышленном лифте мы спустились этажей на пять вниз и попали в просторный зал с высоким потолком, уставленный разнообразным
Нас с Мати бесцеремонно усадили на металлические стулья и привязали такими же хомутами. Из большого динамика на стене последовала короткая лающая команда, солдаты отдали честь невидимому командиру и поспешно удалились, закрыв за собой тяжёлейшую белую дверь со штурвалом.
— Внимание, — Послышался из динамика голос генерала. — Сейчас вы будете подвергнуты испытанию, добровольное согласие на которое вы сегодня подписали.
Я сильно выругался в адрес генерала и его матери, но генерал никак не среагировал на это. Он, очевидно, повторил свою фразу на родном языке, после чего сидевший с нами азиат начал дёргаться, причитать и просить, но после короткого окрика генерала заткнулся.
— Вы должны в подробностях запомнить, что с вами происходит, чтобы впоследствии описать наблюдаемые явления, — Сказал генерал и повторил это же на своём языке.
Азиат заскулил и вжался в стул.
Спустя секунду я ощутил лёгкий приступ волненья и слабый высокочастотный писк в ушах. Азиат в панике забился на стуле. Он начал что-то кричать, выгибаться, пытался высвободить руки, издирая в кровь запястья о пластиковые хомуты, потом разрыдался, продолжая что-то выкрикивать. Когда штурвал на двери завертелся, и она открылась, он пребывал уже в невменяемом состоянии. Солдаты разрезали связывающие его хомуты кусачками и под руки увели из бокса.
— Что вы почувствовали? — Загремел со стены голос генерала.
— Я почувствовал слабый высокочастотный свист, который воспринимался скорее не как звук, а как давление на уши, — Сказал я.
— А я вообще ничего не почувствовал, — Заявил Мати. — А что было с этим беднягой?
Стена ответила молчаньем. Время шло.
— Генерал, — Сказал я. — Вы собираетесь нас отсюда выпускать или нет?
Никто не ответил. Мы с Мати обменялись недоумёнными взглядами. Я попытался было освободиться, но хомуты крепко удерживали меня на стуле. Снаружи раздались размеренные шаги, и в бокс вошёл пожилой азиат в чёрном костюме-двойке. Он опирался на трость из резного дерева, на ногах были лаковые туфли, а волосы гладко прилизаны. В разрезе пиджака проглядывала дорогая бежевая рубашка и шейный платок. Руки были в чёрных перчатках. Он внимательно оглядел нас, потом ткнул тростью в Мати и приказал: «Умри!» Я ощутил исходившую от него волну внушения, чуть более сильную, чем у господина У.
— Да пошёл ты, — Ответил Мати.
— Сам сдохни, — Добавил я.
Незнакомец усмехнулся, резким движением повернул рукоятку трости, выхватил из чёрного дерева длинный тонкий клинок и сделал выпад в мою сторону, чуть было не попав мне в сердце. Я еле успел отпихнуть клинок ногой, и азиат едва не упал, вложив в удар энергию своего тела. В этот момент кто-то включил испытательный сигнал. Незнакомец поморщился, даже закрыл одно ухо левой рукой, но продолжил наносить удары. Сначала он пытался уколоть в сердце то меня, то Мати, но мы довольно ловко отбивались от его неуклюжих ударов: он был медлителен, а испытательный сигнал явно действовал ему на нервы. Тогда он сосредоточился на мне и попытался колоть меня
— Ну и сволочь! — Воскликнул Мати и попытался погладить меня по правой руке, из которой ручьём бежала кровь.
— Лучше перевяжи, — Сказал я, чувствуя, что скоро накатит болевой шок.
Мати поспешно скинул с себя футболку, порвал её на несколько частей и весьма умело перевязал рану. Из оторванного рукава моей сорочки и остатков футболки он соорудил мне перевязь. Я почувствовал себя плохо и упал на стул, едва не потеряв сознанье. Перед глазами стояла красная пелена. Мати тормошил меня за плечо и что-то говорил, но я его не слышал. В ушах звенело. Это продолжалось минут пять, потом я начал приходить в себя, а рана со страшной силой заболела.
— Больно, — Пожаловался я Мати.
— Терпи, малыш! — Почему-то обрадовался он. На глазах его блестели слёзы.
Я с трудом поднялся на ноги.
— Мне нужно обезболивающее, иначе я помру от боли. Пошли искать аптечку, — Сказал я и вышел из бокса.
Мати заботливо поддерживал меня за локоть левой руки.
По коридору навстречу нам бежала переводчица с моего допроса.
— Я вам помогу, — Сказала она на бегу и скрылась в боксе.
Там раздались два приглушённых выстрела, затем она вышла оттуда, с невозмутимым видом поправляя юбку.
— Поздравляю, — Сообщила она нам. — Вы только что убили господина Хе’м Гор Т Сё. Очень уважаемый господин. Мы скорбим по нему всем своим сердцем. Пойдёмте, я перевяжу вашу рану.
— А где генерал? — Спросил я.
— Генерал мёртв. Но это не должно вас волновать. Так и было задумано.
Я поморщился: похоже, мы угодили в такой гадюшник, что мало приключений не будет.
— Зачем нас связали, если вы хотели, чтобы мы его отвлекли? — Спросил я по дороге.
— Тогда бы господин Хе’м Гор Т Сё почувствовал подвох.
— А если бы он нас убил? — Возмутился Мати.
— Мы включили специальный сигнал, чтобы он не почувствовал моё приближение. То, что вы оба живы — это большой плюс операции, — Спокойно сказала она.
— Вот стерва, — Прошептал Мати мне на ухо.
Мы дошли до середины коридора, и она открыла ключом небольшую дверцу в металлической решётке. Мы последовали за ней в заваленный оборудованием полумрак, где картонные коробки и ящики всевозможных размеров громоздились рядом с какими-то приборами, образуя своего рода лабиринт. Переводчица быстрым шагом направилась к дальнему углу лабиринта и остановилась перед пыльным деревянным ящиком с полустёртой маркировкой «US Army Biomedical Service». Она приоткрыла его, извлекая жёлтый чемоданчик, на котором был изображён красный крест. Хрустнули защёлки, и в окружающем пространстве запахло почему-то карболкой. Она начала вглядываться в содержимое чемодана.
— Вот этим нужно присыпать рану, а потом наложить эту повязку. А в этом шприце — обезболивающее, — Подсказал ей Мати. — Я когда-то пользовался такими аптечками в экспедициях.
Она развязала повязку на ране, и я скорчился от боли. Мати схватил шприц из чемодана и быстро всадил мне иглу в левое плечо, я даже пикнуть не успел.
— Ты что? А дезинфекция? — Разозлился я на него.
— Игла покрыта стерилизующим составом, это же всё рассчитано на применение в полевых условиях.
Переводчица принялась обрабатывать мне рану. Боль постепенно отступила, но не пропала совсем. Я наконец смог нормально соображать.