И овцам снятся пастухи
Шрифт:
— Не могу ручаться, но, скорее всего, сгорел в спасательной капсуле, если только её не выбросило в обратную сторону, в чём лично я сильно сомневаюсь.
— Обломки капсулы упали на нашу территорию. Как капсула отделилась от станции?
— На вашу? — Удивился я. — Я считал… Впрочем, это не имеет никакого значения. Я дёрнул за ручку сброса и выскочил из капсулы.
— То есть, Вы подтверждаете, что собственноручно убили Шевчука?
— Да, подтверждаю.
Генерал сказал что-то машинистке, и она ещё допечатала.
— Что Вы печатаете? — Обратился я к ней.
— Я просил её зафиксировать,
— Мне нужен был его идентификационный чип, чтобы попасть на планету.
— Что Вам нужно было на планете?
— Поскольку я ощущал себя доктором Дженнингсом, я намеревался собрать доказательства того, что этот мир является параллельным нашему, а не прошлым нашего мира. После сбора доказательств я намеревался вернуться в наш мир и опубликовать их.
— Зачем Вы допрашивали Мати Гэйла?
— Я хотел узнать, не собрал ли он таких доказательств, но тут появился этот ваш господин У.
Генерал пролистал несколько листков, лежавших перед ним на столе.
— Почему Вы не подчинились приказу господина Ше’й Чё У сложить оружие?
— Потому что у господина У очень слабая сила внушения, он не смог перебороть моё подчинение ранее отданному приказу защищать себя.
— Зачем Вы застрелили господина Ше’й Чё У?
— Он сам мне приказал. Так прямо и сказал: «Стреляйте же в меня, доктор!». А так как на сей счёт у меня более сильного приказа не было, то я подчинился приказу господина У и застрелил его.
Генерал снова уткнулся в листки. Он довольно долго их читал, тарабаня по столу пальцами левой руки, прежде чем задал следующий вопрос.
— Как Вы обнаружили вход в строящуюся ветку метрополитена, и с какой целью Вы туда проникли?
— В строящуюся? — Возмутился я. — Да пыль на станции успела состариться и так бы и померла, если бы мы её не потревожили!
— Ваше возмущение не имеет отношения к делу.
— Мати Гэйл получил приказ от того, кто приказывал мне, найти вход в метро и укрыться там от направленных на наши поиски робозондов. Я счёл разумным последовать за ним, так как не знал, чего от них ждать.
— Зачем Вы стреляли в солдат войск специального назначения?
— Они пустили газ и стали выпрыгивать на платформу в каких-то странных костюмах. Я испугался, да и кто угодно на моём месте испугался бы, когда на тебя прыгают боевые клоуны на пружинных ходулях!
— Наши войска специального назначения готовы в любую минуту отразить нападение врага и действуют очень эффективно, — Ещё одна заученная фраза сорвалась с уст генерала. — А когда Вы снова стали ощущать себя Ричардом Бейкером?
— Когда очнулся в камере после вашего газа. Хотя до сих пор голова болит.
Генерал сделал знак машинистке. Она нажала на клавишу, и из ноутбука снизу начали выпрыгивать на стол небольшие отпечатанные листки. Машинистка собрала их, сунула в прижим на извлечённой из стола картонке и поднесла ко мне, вручив мне старомодную шариковую ручку.
— Вы должны подписать каждый листок, — Сказала она хрипловатым голосом, совсем непохожим на женский. — Вот здесь есть специальная графа.
Я пробежал глазами текст на незнакомом мне языке и написал на
Двое конвоиров уже ждали у меня за спиной, чтобы препроводить обратно в камеру. На сей раз я лучше запомнил дорогу. Когда дверь камеры за мной закрылась, я сел на койку рядом с Мати, который метался в наркотическом сне. Я положил руку на его горячий лоб со следами испарины, и он как-то сразу успокоился. «Вот я и выторговал нам ещё несколько часов жизни, мой друг», — подумал я и в бессилье откинулся на стену.
Глава 10
Сколько прошло времени, сказать было трудно. Я сидел на койке рядом с Мати, потом мерил камеру шагами, пытался заснуть. Наконец, мне удалось провалиться в какую-то поверхностную дремоту, и мне тут же приснился кошмар про то, как я перед зеркалом снимаю со своего лица маски, а их бесконечное количество Проснулся я в холодном поту от того, что лязгнул засов камеры. Мати спал безмятежным сном. Маленькая дверца открылась, и туда просунули два видавших виды алюминиевых стакана. Я взял стаканы: в каждом было немного воды. В дверцу тут же сунули мятую алюминиевую тарелку, и только я её взял, как дверца моментально захлопнулась. В тарелке лежали четыре куска хлеба и два срезка сырокопчёной колбасы, что я запасал для нас в мешках. Я разбудил Мати и мы поели. Мати даже крошки с одеяла собрал и съёл.
— Голодно-то как! — Жалобно сказал он. — Тебя не сильно напичкали наркотой?
— Вообще не пичкали. Я сам всё рассказал. Поэтому нас и кормят, а ведь предлагал же поесть ещё в метро!
— Ты только не злись, я тоже им всё рассказал, я на наркотике не мог соображать, — Он уставился в пол.
— Не вини себя, ты тут вообще не при чём. Весь спрос будет с меня. Между прочим, тебе не показалось странным, что нас объявили военными преступниками, и допрашивает нас генерал Пандыр?
— Па-а-н-Де-Ыр, — Передразнил Мати. — Не, я как-то не думал.
— А зря, потому как в армии уж точно найдётся не один военный следователь, прокурор, переводчик, контрразведчик и так далее, кому бы эту простую задачу могли поручить. Что проще? Накачал человека наркотиками и тряси его, как рождественскую ёлку! Так ведь нет, сам генерал, которому бы стратегическим планированием заниматься и двигать полки по картам сражений, сидит в маленьком кабинетике и слушает, что лопочут белобрысый олух, да бывший наркушник. Нет, тут что-то не так! И почему это нас в одну камеру посадили?
— Ну, чтобы нам было веселее вместе…
— Ага, чтобы мы могли договориться о том, как вести себя на допросе, или чтобы вместе сбежали?
— Я понял: здесь есть подслушивающее устройство! — Воскликнул Мати и начал осматривать камеру.
— Бесполезно. Я уже пытался найти. Вероятнее всего, оно вмуровано в одну из стен, чтобы как раз не нашли. Но этот ход хотя бы понятен. Не понятно, что им от нас нужно: я застрелил этого осла на виду у пяти человек. По любым земным законам меня можно было бы упечь в тюрьму лет на пять, даже не напрягаясь со сбором доказательств, а в статусе военнопленного — не особо даже с судом напрягаясь. А тебя могли бы вообще отпустить — ты на свидетеля-то тянешь с трудом.